Все герои вагнеровского Лоэнгрина несчастны по-своему.
Приблизительно до 1945 года все постановки бравурно отражали ожидание
и восхищение новым Фюрером. В последующих инсценировках, после гибели
рыцаря-лебедя вместе с его Эльзой Браун в бункере Рейхсканцляй, медленно,
как черви из их трупов, выползали на первый план аспекты крушения
надежд и предвкушение катастрофы.
Так как сам Лоэнгрина плавал в центре спектакля в виде
монаха или рыцарем-лебедем, вождём народа или художником -
Эльза стала более интересной фигурой. В ней Вагнер и нашёл
идею народа, который действует внезапно, без размышлений,
спонтанно, эмоционально.
Эльза беззащитна, она опирается на подозрения, предчувствия,
эмоции и воплощает собой лучшую часть души народа,
как брабантские буржуи -худшую, быстро и без проблем
переходя на другую сторону.
Режисёры представляли Эльзу как бесправную жертву или
лесбийскую злючку, проведшую ночь с Ортрудой, как медиума
и экстрасенса, чующей трансцендентность или лёгкую сумасбродку,
как идеальную подругу или среднюю женщину, которая желает
дрейфовать в тихой гавани брака.
Сам Вагнер создал Лоэнгрин как alter ego: одинокий,
непризнанный гений, который не нуждается в уважении,
но стремится к безусловной, идеальной любви.
Контраст между идеалом и реальностью типичные и
общие фразы в романтике - в Байройте знали заранее,
в каких местах Гитлер заплакал бы.
Вслед за 'Эврианту“ Вебера, Вагнер сгруппировал злые
(меццо-баритон) и добрые (сопрано-тенор) пары + нейтрального
короля. Басу неповезло: сначала он стал жертвой
националистического ослепления, потом даже любимым историческим
образом Генриха Гиммлера. Этот сюжет мы найдём уже в древних
знаниях. Легендарных Лоэнгрина и Эльзу Вагнер сверил и
собрал из разных средневековых источников.
Один из них сообщает, что Тельрамунд, чтобы самому
стать герцогом, солгал, будто умирающий отец Эльзы желал
их брака. То,что Зльза отвергла Фридриха мелькает и у Вагнера,
так же, как и женская беззащитность.
В преданиях вокруг рыцаря-лебедя существует версия, что он
во время долгих путешествий освобождал своих заколдованных
братьев и сестёр – и женился на княжне, оказавшейся в последствии
его матерью. Этот Frageverbot- запрет на вопрос связан с табу
на инцест. В этом образе, Лоэнгрин является воплощением Готфрида,
и Эльза теряет сознание, когда видит брата и понимает
что желала инцеста.
Так же желание Тельрамунда обладать самой маленькой частью тела
(„dem kleinsten Glied“) Лоэнгрина мы найдём в старых преданиях,
как способ обрести власть над человеком.
Националистический, христианский и романтический вздор,
которым Вагнер окутал сказки, для него только поверхностная
случайность („nur eine zufällige Äußerlichkeit“ - in: Mitteilungen
an die Freunde). Между тем сокращение старых текстов вызывает
расширение и углубление содержания.
Вагнер не говорит об авторитетах, вождях и верности,
но о любви, которая побеждает одиночество человека,
брошенного в мир без бога.
Любовь, - таков тезис Вагнера, - сильнее, чем случайность
существования с её различными условностями и импликациями:
генетическими, cоциальными, историческими.
Поэтому любви не нужны ни вопросы, ни ответы, и сколько бы
я ни знал, я никогда не пойму, что значит другой, другой человек.
Вот в этом смысл требования Лоэнгрина: Nie sollst du mich befragen –
Никогда не спрашивай меня!
Лоэнгрин действует по закону своего существования, как и Эльза,
но совершенство обрекает его на пассивность. Он кажется нам даже
противоречивым: любовь с первого взгляда преследует договор о власти
с королем. После отказа стать герцогом, мы усомнимся в его
долгом пребывании в Брабанте, а образ жизни в мужском обществе Грааля
и нежные чувства к лебедю слегка намекают гомосексуальные аспекты.
Может быть, это одна из причин успеха пьесы в Германии Вильгельма II,
в государстве солдат?
Так как Эльза сегодня является главной героиней Вагнера,
драма начинается с её обвинения, во 2ом и 3ем акте её оскорбят,
унизят, она терзается сомнениями, нарушает своё обещание и
занавес опускается над распростёртой Эльзой.
Она заключила договор с Лоэнгрином: как ты веришь в мою невиновность,
так я верю твоему высокому предназначению. Она не потеряет веру в него,
но не уверена, что он полагается на её честность.
Если бы Ортруда оказалась права и дуэль предрешилась бы с помощью
высших сил или колдовства, невиновность Эльзы не была бы доказана.
Она постоянно мучается сомнениями: верит ли ей Лоэнгрин?
А браку это не приносит ничего хорошего.
У неё две возможности:
Не спрашивай - спроси.знание о сущности Лоэнгрина: нет - да.
Спасение брака/счастье с Лоэнгрином: да/не уверен, если
спросит: да - возможно.
Вопрос запрещен, но о последствиях Лоэнгрин ничего не сказал -
почему после вопроса должна последовать катастрофа?
Если идентичность Лоэнгрина открылась бы, во всяком случае
была бы доказана невиновность Эльзы в его глазах и перед всем миром.
В интерпретации I. Chrissochoidis и S. Huck Эльза ведёт себя так же
рационально, как Лоэнгрин и крушение неизбежно. Грустный конец оперы
до сих пор выглядит драматургически неудовлетворительным и смущает
зрителей. Но это не Эльза не в силах устоять перед высокими силами,
отказываясь от своих идеалов, напротив – высшие силы и идеалы
не вынесли испытание жизнью и человеческими потребностями.
Вагнер: „...было бы лучше, если б милостивый бог пощадил бы нас
и оградил от своих откровений, потому что даже он не может
изменить законы природы...“
( „...der liebe Gott täte klüger, uns mit Offenbarungen zu verschonen,
da er doch die Gesetze der Natur nicht lösen darf...“)
Так мы можем поправить Вагнера, что он написал не романтическую,
но анти-романтическую оперу.
Но я не уверен, уверен ли я.
Этот Frageverbot- запрет на вопрос связан с табу на инцест. В этом образе, Лоэнгрин является воплощением Готфрида, и Эльза теряет сознание, когда видит брата и понимает что желала инцеста.
Вот она, где собака-то зарыта! Ведь можно было сообразить, что Лоэнгрин и Лебедь изначально были слиты и разошлись только в более поздних наслоениях и версиях легенды. Это действительно многое проясняет - уже ради одного этого Вам, уважаемый abbegaliani, стоило написать этот текст. Но в нём много и другого, не менее интересного. Остальным пользователям я на всякий случай напоминаю, что наш автор немец и русский язык для него не родной, поэтому придираться к трём неправильным падежам здесь не стоит.
Вагнер: „...было бы лучше, если б милостивый бог пощадил бы нас
и оградил от своих откровений, потому что даже он не может
изменить законы природы...“ ( „...der liebe Gott täte klüger, uns mit Offenbarungen zu verschonen,
da er doch die Gesetze der Natur nicht lösen darf...“)
Милостивый Бог щадит нас и ограждает от своих откровений. Он просит нас, советует нам, наконец, приказывает: "Не спрашивай!" "Не ешь от древа познания!"
Бесполезно. Мы никак не хотим поверить Ему, что Он действительно нас любит. Что любой Его запрет дан для нашего же блага. Мы хотим сами определять, что для нас благо. И имеем на это право, которое Он сам дал нам, как созданиям свободным. Мы просим, мы настаиваем, мы настырно требуем. И в конце концов получаем желаемое (мы ведь в своем праве). А после желанной катастрофы негодуем. Или падаем в обморок. Или ропщем и лукавим в свое оправдание: "...это не Эльза не в силах устоять перед высокими силами, отказываясь от своих идеалов, напротив – высшие силы и идеалы не вынесли испытание жизнью и человеческими потребностями..."
Это базовый архетип европейского романтизма - библейская мифологема "райское состояние - утрата Эдема - гибель (Ад) или возвращение в Рай".
Вагнер написал романтическую оперу. Все "интерпретации", стремящиеся "поправить", а на самом деле исказить Вагнера, бесполезны, потому что они разбиваются о его текст и музыку. Плодотворней было бы не "Вагнера поправлять", а написать свою версию - поэму, роман,оперу, что угодно, и посмотреть, как сей "римейк" будет выглядеть в серии обработок сюжета о рыцаре лебедя. Но режиссеры и театральные / музыкальные / литературные критики, видимо, из внутреннего протеста ("не я для искусства, а искусство для меня") и ощущая ограниченность "банка интерпретаций", все время пытаются "писать поверх" и создать палимпсест, который, однако, больше смахивает на граффити из баллончика поверх шедевра да Винчи.
А после желанной катастрофы негодуем. Или падаем в обморок. Или ропщем и лукавим в свое оправдание: "...это не Эльза не в силах устоять перед высокими силами, отказываясь от своих идеалов, напротив – высшие силы и идеалы не вынесли испытание жизнью и человеческими потребностями..."
Мне процитированный отрывок показался как раз одним из самых глубоких и ценных в тексте. У Вас же, уважаемая Olga, тут отличный выстрел про "желанную катастрофу" - просто фейерверк красоты и многозначности в двух словах. Однако не могу не заметить, что в целом Ваш пост находится на грани религиозной пропаганды, что на сайте никогда не приветствовалось и, пока я здесь, приветствоваться не будет. Религиозное просвещение - пожалуйста, но агитация за некоего "Милостивого Бога", в материале уважаемого abbegaliani шедшая просто ссылкой на Вагнера, у Вас идёт уже без всяких ссылок и абстракций. Сами-то Вы готовы слушать в ответ критику чистого разума, который наблюдает человеческие выдумывания всевозможных богов с понятной усмешкой?..
Здесь и невозможно не усмехнуться - с сарказмом ли, с сочувствием ли, с восхищением ли человеческим хитроумием, так ловко выворачивающим всё наизнанку ради наизнанку же понимаемого собственного блага. Все мы в первую, во вторую и в третью очередь - биологические машины. Очень несовершенные, практически ничего о себе не знающие и пытающиеся объяснить это ничего-не-знание с помощью абстрактных понятий, принимающих форму принципов, философий, идеалов и т.д. Закономерности, которые мы худо-бедно в состоянии разглядеть в окружающем мире и во взаимоотношениях с другими людьми, мы постоянно расширяем, потому что нам так удобнее и приятнее. То есть по факту воспроизводим простейшую логическую ошибку и утверждаем, что каждая рыба - селёдка. Если нам кто-то нужен, значит, и мы кому-то нужны - отсюда, в частности, произрастают все наши боги. На чисто химической реакции в организме, которая даёт определённое самоощущение, строятся многоэтажные мировоззренческие конструкции. Потом химическая реакция по каким-то причинам меняется - и под это изменение возводится новая конструкция. Но всё это всего лишь надстройки, которые в силу сложившихся обычаев выстраиваются определёнными способами. Если эти надстройки, то бишь идеалы, из-за каких-то, предположим, изменившихся экономических условий перестают быть актуальными - это, по крайней мере, логичная причина убрать очередную абстракцию на периферию общественного внимания или задвинуть её вовсе. В цеплянии за изживший себя идеал есть, конечно, определённая привлекательность, но больше просто тестостерона в фазе 50+.
Впрочем, что касается "Лоэнгрина" - это вообще другой случай. Идеал Лоэнгрина экстраординарен не в том смысле, что он был когда-то высок и прекрасен, но теперь потерял актуальность, а в том, что он изначально не имел в виду нормальных схем человеческого общежития. Потому он понятным образом и не устраивает - ни Эльзу, ни большинство слушателей. Лоэнгрин ведь не только запрещает спрашивать о себе, он и сам ни о чём не спрашивает. Хотя, казалось бы, всякому понятно, что самый действенный по жизни способ поумерить любопытство любой эльзы - начать расспрашивать о ней самой. Но ему ничего не интересно про неё, он вроде как всё знает заранее. И кому нужен такой эксперимент - типа, я такой сам себе сам, всё для себя порешал, а с тобой мы строим жизнь с чистого листа и ни о чём прошлом не говорим? Во всяком случае, не нормальной эльзе, у которой до этого была нормальная жизнь, о которой можно говорить - она же никого не убивала, не работала в концлагере и не имеет спецзадания от высших сил. То есть высшие силы тут по ходу просто просчитались, отправив этого спасателя не к той эльзе )) А девушке, которая страдает, по сути, от двух вещей - от неизвестности с братом и от недоверия окружающих - конечно, больше подошёл бы другой, более тонкий и психологически гибкий спасатель. Который действительно был бы больше вправе рассчитывать на ответное понимание с её стороны.
Доверие - абсолютная ценность, но человеку всё-таки нужно понимать, чем он его заслужил. Эльза поначалу верит данному ей видению, но если забыть о нём, что можно сказать о поведении Лоэнгрина? Уважаемый abbegalliani прав - оно слишком странное, даже если закрыть глаза на некоторые явные нестыковки (вроде объяснения народу вместо жены). Оно слишком показательно правильное, слишком закрытое, слишком себе на уме. Так ведут себя обычно не творцы, а расчётливые карьеристы, не влюблённые рыцари, а обаятельные авантюристы, не борцы за справедливость, а сектанты, ловящие людей на слове. Вагнер говорит, что обыденный опыт тут нужно задвинуть и просто верить в лучшее. Но говорит не очень уверенно. Его "Милостивый Бог" жестоко наказывает Эльзу в конце, лишая её жизни, хотя такой финал совершенно не очевиден. Стоит ли верить такому богу - или лучше поискать другого?.. ))
Насчёт противопоставления "искусство для меня - я для искусства" - имхо, оно надуманное. Если говорить о режиссёрах, в любом случае эта связка имеет на конце зрителя, иначе она бессмысленна, в том числе, и в варианте "я для искусства". То есть в любом случае получается "я пропускаю искусство через себя, чтобы дать людям таким образом новое искусство". Вы настаиваете на том, чтобы "новое" было, по возможности, "старым". Это вопрос личного вкуса, спорить не о чем, просто чёткой границы между "новым" и "старым" нет и быть не может. Мои демократические принципы говорят мне по этому вопросу, как и почти по любому другому, "чем шире охват, тем лучше" - Ваши что-то иное. Ни Вы, ни я не проведём здесь границ, которые бы всех устроили, потому что это вообще невозможно. Возможно критиковать что-то точечно и конкретно - за пошлость, плохое качество, банальность или, наоборот, излишнюю свободу в обращении с темой и т.д. И, кстати, я уверена, что, если бы ровно по Вашему заказу Вас начали бы кормить аутентичными вагнеровско-байройтскими постановками 130-летней давности, вы бы уже на третьей сказали: "Уберите!" - и попросили бы что-нибудь из 1960х-1980х. Между тем, бои вокруг них в те годы шли не менее жёсткие, чем сейчас идут вокруг современных.
Художник, если он настоящий, почти всегда немного обгоняет основную массу зрителей. Если уж так разбираться, в самой академической музыке этот разрыв сейчас намного больше - и вот это действительно уже слегка пугает. А в режиссуре он вполне нормальный - это и во времена Вагнера было примерно так же, если судить по тому, сколько он сам добивался признания.
Агитирую за историчность восприятия культуры, будучи приверженцем позитивистского подхода (в духе культурно-исторической школы, восходящей к Тэну и Ренану). Мне действительно не нравятся попытки исказить базовые смыслы (культурные топосы), на которых зиждется шедевр. Каждый шедевр - "продукт" своей эпохи, он несет в себе ее генный код. И потому все же прежде, чем пересаживать шедевр гения из 19 века к нам сюда, хорошо бы вначале побывать там у него. Вот с этим последним у нынешних культработников часто наблюдаются большие проблемы. Новое прочтение,осовременивание - нужно, даже необходимо,но с бережным ооотношением и уважением к той мысли, к той эстетике, к тому культурному коду ДНК, который обнаруживается в произведении искусства.
Да, культура романтизма зиждется, в числе прочего, на вышуказанной библейской мифологеме - и ничего тут не поделаешь,это факт истории культуры. Вместо попыток отрицать очевидное и идти против рожна, навязывая произведению свою картину мира, нынешним творцам стоило бы работать с заложенными в произведении возможностями. В каждом шедевре их немало. И их можно акцентировать, развивать, всячески обыгрывать, обладая знанием (недоступным автору шедевра) о том, какие ростки эти возможности давали в дальнейшем. Например, упоминание в рецензии уважаемого abbegaliani о новой постановке "Тристана" "космических и морских кораблей, турбин и электростанций чувств, акцента на буддистском аспекте" ничуть не вызывает протеста - весь этот смысловой и образный потенциал в "Тристане" действительно ощущается. Чего не скажешь о приведенном примере "толкования" "Лоэнгрина",которое есть намеренное разрушение культурного кода оперы. Иногда разрушение культурного кода диктуется идеологическим заказом. Иногда - геростратовым комплексом (самутверждение за счет "глумления над классикой"). А часто - законами функционирования массового сознания. Ведь как учат нас социологи и социальные психологи, массовое сознание всегда подходит к артефактам из прошлого с позиций своего миропонимания,просто не будучи в состоянии представить себе никакой другой логики. Массовое сознание не способно ни на какое герменевтическое усилие и не может вести диалог с кем-то / чем-то принципиально иным. Массовое сознание - это бесконечный монолог о себе любимом и единственном по принципу "я так вижу и только так и может быть". Мне кажется, в этом убогом солипсизме - главный ограничитель нашей сегодняшней культуры. Когда она идет по этому пути, то оказывается неспособна путешествовать по разным мирам и плодит унылое однообразие, которое тщетно прикидывается разнообразием - как в "лабиринте смеха", где в ряду кривых зеркал все время отражается один и тот же посетитель.
Восприимчивость к культурным мирам иных эпох совсем не подразумевает буквализма - непременно тщательных исторических реконструкций, как в показанном весной реставрированном Метовском "Тангейзере". Есть интересные решения другого рода - например,тот же Метовский "Парсифаль" двух- (или уже трех?)летней давности. Эта постановка не отдает "нафталином"; наверное, ее можно всяко критиковать, но ее создатели конечно не стремились самвыражаться по модели Герострата.
Впрочем, убеждена, что восприимчивость к ценностям, к мысли, к эстетической логике другой эпохи - не просто чья-то индивидуальная черта и даже не просто кастовое свойство "high-brow", сиречь элиты. Вопрос глубже. Пока такая способность сохраняется в культуре - у тех, кто ее "делает", есть и живая связь с прошлым, дух сопричастности, а ведь все новое возникает на уже созданном основании. Согласна,что законы жизни культуры схожи с законами жизни биологической, и у культуры есть наследственность, генетика, к которой стоило бы относиться бережней, если мы не хотим нажить себе убийственных культурно-генетических заболеваний.
Я не cобираюсь интерпретировать Лоэнгрина, а занимаюсь Эльзой и как
истолковали её режиссёры. Время странных (сран..) попыток, искажения и режиссёрского театра у нас уже (почти) закончилось. Мы видим в настоящее время большинство серёзных разъяснений, и хотя не всегда удачные, они освещают отдельные аспекты.
Круг взглядов намного шире и охватывает и религиозные темы. Я не бы говорил об искажении, а о том,что постановка лишена нескольких идей автора.
Лоэнгрина для нас сегодня труднее понять, чем другие драмы, герой
производит очень чуждое впечатление и я сомневаюсь, что сам Вагнер смог бы нам пояснить свои намерения. Но этого нам и не нужно: текст, хотя
часто пародирован, обладает многозначительностью и музыка ведёт в колдовскую страну, где смысл уже кажется излишней роскошью.
Культурный код спрятан в нашей голове, не объязательно на сцене.
А ключ от него спрятан в яйце, яйцо в утке, а утка в зайце, заяц в волке,
волк в медведе и т.д. Точно так спрятаны и смыслы. Никто не знает точно какие они и где заложены и это право каждого находить их для себя везде и во всём.
Прослушал наконец оперу и поделюсь своими мыслями. Не буду писать много, скажу кратко.
Видел где-то у вас на сайте размышление о смысле этой оперы, не буду пересказывать всё, но с многим я не могу не согласиться.
Эта опера не просто романтическая сказочка о рыцаре с лебедем и трагической любви, а очередная порция философии от вагнера. Вопросы предательства, подлости и хитрости поднимаются сдесь выше всего. Но также там можно разглядеть и глубинные смыслы, такие как человеческое несовершенство, отсылку к адаму и еве. Даже задаёшься невольно вопросом: А может быть бог специально создал нас такими вот поддатливыми, иначе почему в райском саду бы появился змей? И ещё реторический вопрос: почему именно лебедь?
Перед этим я высказывался о тристане и изольде, именно так я вагнера и полюбил, но сдесь, мне кажется, чисто по философской стороне, опера действительно может с тристаном сравниться. Плюс музыка такая прекрасная, вагнер такой мелодист!
Лоэнгрин гаразда серьёзнее тристана, хотя там тоже смысл очень высокий, и как мне кажется, даже в чем-то похожий. В тристане речь идёт о безграничной любви, способной победить абсолютно ВСЁ. Любовь, которая стоит в стороне и находится вне того, что мы называем добром и злом, это всё земные концепции, любовь же - неземна. Сдесь, сдаётся мне, есть тоже что-то такое, не могу точно сказать, что, в голове безпорядок.
PS: Чисто по-простому, очень нравится. Лебедь, эльза, Лоэнгрин. Такие красивые имена и образы.
Эльза Брабантская между запахом национального тления и разумом
Все герои вагнеровского Лоэнгрина несчастны по-своему.
Приблизительно до 1945 года все постановки бравурно отражали ожидание
и восхищение новым Фюрером. В последующих инсценировках, после гибели
рыцаря-лебедя вместе с его Эльзой Браун в бункере Рейхсканцляй, медленно,
как черви из их трупов, выползали на первый план аспекты крушения
надежд и предвкушение катастрофы.
Так как сам Лоэнгрина плавал в центре спектакля в виде
монаха или рыцарем-лебедем, вождём народа или художником -
Эльза стала более интересной фигурой. В ней Вагнер и нашёл
идею народа, который действует внезапно, без размышлений,
спонтанно, эмоционально.
Эльза беззащитна, она опирается на подозрения, предчувствия,
эмоции и воплощает собой лучшую часть души народа,
как брабантские буржуи -худшую, быстро и без проблем
переходя на другую сторону.
Режисёры представляли Эльзу как бесправную жертву или
лесбийскую злючку, проведшую ночь с Ортрудой, как медиума
и экстрасенса, чующей трансцендентность или лёгкую сумасбродку,
как идеальную подругу или среднюю женщину, которая желает
дрейфовать в тихой гавани брака.
Сам Вагнер создал Лоэнгрин как alter ego: одинокий,
непризнанный гений, который не нуждается в уважении,
но стремится к безусловной, идеальной любви.
Контраст между идеалом и реальностью типичные и
общие фразы в романтике - в Байройте знали заранее,
в каких местах Гитлер заплакал бы.
Вслед за 'Эврианту“ Вебера, Вагнер сгруппировал злые
(меццо-баритон) и добрые (сопрано-тенор) пары + нейтрального
короля. Басу неповезло: сначала он стал жертвой
националистического ослепления, потом даже любимым историческим
образом Генриха Гиммлера. Этот сюжет мы найдём уже в древних
знаниях. Легендарных Лоэнгрина и Эльзу Вагнер сверил и
собрал из разных средневековых источников.
Один из них сообщает, что Тельрамунд, чтобы самому
стать герцогом, солгал, будто умирающий отец Эльзы желал
их брака. То,что Зльза отвергла Фридриха мелькает и у Вагнера,
так же, как и женская беззащитность.
В преданиях вокруг рыцаря-лебедя существует версия, что он
во время долгих путешествий освобождал своих заколдованных
братьев и сестёр – и женился на княжне, оказавшейся в последствии
его матерью. Этот Frageverbot- запрет на вопрос связан с табу
на инцест. В этом образе, Лоэнгрин является воплощением Готфрида,
и Эльза теряет сознание, когда видит брата и понимает
что желала инцеста.
Так же желание Тельрамунда обладать самой маленькой частью тела
(„dem kleinsten Glied“) Лоэнгрина мы найдём в старых преданиях,
как способ обрести власть над человеком.
Националистический, христианский и романтический вздор,
которым Вагнер окутал сказки, для него только поверхностная
случайность („nur eine zufällige Äußerlichkeit“ - in: Mitteilungen
an die Freunde). Между тем сокращение старых текстов вызывает
расширение и углубление содержания.
Вагнер не говорит об авторитетах, вождях и верности,
но о любви, которая побеждает одиночество человека,
брошенного в мир без бога.
Любовь, - таков тезис Вагнера, - сильнее, чем случайность
существования с её различными условностями и импликациями:
генетическими, cоциальными, историческими.
Поэтому любви не нужны ни вопросы, ни ответы, и сколько бы
я ни знал, я никогда не пойму, что значит другой, другой человек.
Вот в этом смысл требования Лоэнгрина: Nie sollst du mich befragen –
Никогда не спрашивай меня!
Лоэнгрин действует по закону своего существования, как и Эльза,
но совершенство обрекает его на пассивность. Он кажется нам даже
противоречивым: любовь с первого взгляда преследует договор о власти
с королем. После отказа стать герцогом, мы усомнимся в его
долгом пребывании в Брабанте, а образ жизни в мужском обществе Грааля
и нежные чувства к лебедю слегка намекают гомосексуальные аспекты.
Может быть, это одна из причин успеха пьесы в Германии Вильгельма II,
в государстве солдат?
Так как Эльза сегодня является главной героиней Вагнера,
драма начинается с её обвинения, во 2ом и 3ем акте её оскорбят,
унизят, она терзается сомнениями, нарушает своё обещание и
занавес опускается над распростёртой Эльзой.
Она заключила договор с Лоэнгрином: как ты веришь в мою невиновность,
так я верю твоему высокому предназначению. Она не потеряет веру в него,
но не уверена, что он полагается на её честность.
Если бы Ортруда оказалась права и дуэль предрешилась бы с помощью
высших сил или колдовства, невиновность Эльзы не была бы доказана.
Она постоянно мучается сомнениями: верит ли ей Лоэнгрин?
А браку это не приносит ничего хорошего.
У неё две возможности:
Не спрашивай - спроси.знание о сущности Лоэнгрина: нет - да.
Спасение брака/счастье с Лоэнгрином: да/не уверен, если
спросит: да - возможно.
Вопрос запрещен, но о последствиях Лоэнгрин ничего не сказал -
почему после вопроса должна последовать катастрофа?
Если идентичность Лоэнгрина открылась бы, во всяком случае
была бы доказана невиновность Эльзы в его глазах и перед всем миром.
В интерпретации I. Chrissochoidis и S. Huck Эльза ведёт себя так же
рационально, как Лоэнгрин и крушение неизбежно. Грустный конец оперы
до сих пор выглядит драматургически неудовлетворительным и смущает
зрителей. Но это не Эльза не в силах устоять перед высокими силами,
отказываясь от своих идеалов, напротив – высшие силы и идеалы
не вынесли испытание жизнью и человеческими потребностями.
Вагнер: „...было бы лучше, если б милостивый бог пощадил бы нас
и оградил от своих откровений, потому что даже он не может
изменить законы природы...“
( „...der liebe Gott täte klüger, uns mit Offenbarungen zu verschonen,
da er doch die Gesetze der Natur nicht lösen darf...“)
Так мы можем поправить Вагнера, что он написал не романтическую,
но анти-романтическую оперу.
Но я не уверен, уверен ли я.
lse.econ.ucl.ac.uk/papers/uploaded/375.pdf
https://books.google.de/books?id=whGw1yIDHB4C&pg=PA56&lpg=PA56&dq=loheng...
https://books.google.de/books?id=8DdBOJvkVjkC&pg=PA311&lpg=PA311&dq=lohe...
http://www.theaterwissenschaft.uni-muenchen.de/forschung_praxis/wie-man-...
http://www.wagneroperas.com/indexwagnerlinks.html
http://www.wagneropera.net/DVD/Lohengrin/DVD-Lohengrin-Konwitschny.htm
О происхождении запретов
Этот Frageverbot- запрет на вопрос связан с табу на инцест. В этом образе, Лоэнгрин является воплощением Готфрида, и Эльза теряет сознание, когда видит брата и понимает что желала инцеста.
Вот она, где собака-то зарыта! Ведь можно было сообразить, что Лоэнгрин и Лебедь изначально были слиты и разошлись только в более поздних наслоениях и версиях легенды. Это действительно многое проясняет - уже ради одного этого Вам, уважаемый abbegaliani, стоило написать этот текст. Но в нём много и другого, не менее интересного. Остальным пользователям я на всякий случай напоминаю, что наш автор немец и русский язык для него не родной, поэтому придираться к трём неправильным падежам здесь не стоит.
...было бы лучше...
Вагнер: „...было бы лучше, если б милостивый бог пощадил бы нас
и оградил от своих откровений, потому что даже он не может
изменить законы природы...“ ( „...der liebe Gott täte klüger, uns mit Offenbarungen zu verschonen,
da er doch die Gesetze der Natur nicht lösen darf...“)
Милостивый Бог щадит нас и ограждает от своих откровений. Он просит нас, советует нам, наконец, приказывает: "Не спрашивай!" "Не ешь от древа познания!"
Бесполезно. Мы никак не хотим поверить Ему, что Он действительно нас любит. Что любой Его запрет дан для нашего же блага. Мы хотим сами определять, что для нас благо. И имеем на это право, которое Он сам дал нам, как созданиям свободным. Мы просим, мы настаиваем, мы настырно требуем. И в конце концов получаем желаемое (мы ведь в своем праве). А после желанной катастрофы негодуем. Или падаем в обморок. Или ропщем и лукавим в свое оправдание: "...это не Эльза не в силах устоять перед высокими силами, отказываясь от своих идеалов, напротив – высшие силы и идеалы не вынесли испытание жизнью и человеческими потребностями..."
Это базовый архетип европейского романтизма - библейская мифологема "райское состояние - утрата Эдема - гибель (Ад) или возвращение в Рай".
Вагнер написал романтическую оперу. Все "интерпретации", стремящиеся "поправить", а на самом деле исказить Вагнера, бесполезны, потому что они разбиваются о его текст и музыку. Плодотворней было бы не "Вагнера поправлять", а написать свою версию - поэму, роман,оперу, что угодно, и посмотреть, как сей "римейк" будет выглядеть в серии обработок сюжета о рыцаре лебедя. Но режиссеры и театральные / музыкальные / литературные критики, видимо, из внутреннего протеста ("не я для искусства, а искусство для меня") и ощущая ограниченность "банка интерпретаций", все время пытаются "писать поверх" и создать палимпсест, который, однако, больше смахивает на граффити из баллончика поверх шедевра да Винчи.
С того же места
А после желанной катастрофы негодуем. Или падаем в обморок. Или ропщем и лукавим в свое оправдание: "...это не Эльза не в силах устоять перед высокими силами, отказываясь от своих идеалов, напротив – высшие силы и идеалы не вынесли испытание жизнью и человеческими потребностями..."
Мне процитированный отрывок показался как раз одним из самых глубоких и ценных в тексте. У Вас же, уважаемая Olga, тут отличный выстрел про "желанную катастрофу" - просто фейерверк красоты и многозначности в двух словах. Однако не могу не заметить, что в целом Ваш пост находится на грани религиозной пропаганды, что на сайте никогда не приветствовалось и, пока я здесь, приветствоваться не будет. Религиозное просвещение - пожалуйста, но агитация за некоего "Милостивого Бога", в материале уважаемого abbegaliani шедшая просто ссылкой на Вагнера, у Вас идёт уже без всяких ссылок и абстракций. Сами-то Вы готовы слушать в ответ критику чистого разума, который наблюдает человеческие выдумывания всевозможных богов с понятной усмешкой?..
Здесь и невозможно не усмехнуться - с сарказмом ли, с сочувствием ли, с восхищением ли человеческим хитроумием, так ловко выворачивающим всё наизнанку ради наизнанку же понимаемого собственного блага. Все мы в первую, во вторую и в третью очередь - биологические машины. Очень несовершенные, практически ничего о себе не знающие и пытающиеся объяснить это ничего-не-знание с помощью абстрактных понятий, принимающих форму принципов, философий, идеалов и т.д. Закономерности, которые мы худо-бедно в состоянии разглядеть в окружающем мире и во взаимоотношениях с другими людьми, мы постоянно расширяем, потому что нам так удобнее и приятнее. То есть по факту воспроизводим простейшую логическую ошибку и утверждаем, что каждая рыба - селёдка. Если нам кто-то нужен, значит, и мы кому-то нужны - отсюда, в частности, произрастают все наши боги. На чисто химической реакции в организме, которая даёт определённое самоощущение, строятся многоэтажные мировоззренческие конструкции. Потом химическая реакция по каким-то причинам меняется - и под это изменение возводится новая конструкция. Но всё это всего лишь надстройки, которые в силу сложившихся обычаев выстраиваются определёнными способами. Если эти надстройки, то бишь идеалы, из-за каких-то, предположим, изменившихся экономических условий перестают быть актуальными - это, по крайней мере, логичная причина убрать очередную абстракцию на периферию общественного внимания или задвинуть её вовсе. В цеплянии за изживший себя идеал есть, конечно, определённая привлекательность, но больше просто тестостерона в фазе 50+.
Впрочем, что касается "Лоэнгрина" - это вообще другой случай. Идеал Лоэнгрина экстраординарен не в том смысле, что он был когда-то высок и прекрасен, но теперь потерял актуальность, а в том, что он изначально не имел в виду нормальных схем человеческого общежития. Потому он понятным образом и не устраивает - ни Эльзу, ни большинство слушателей. Лоэнгрин ведь не только запрещает спрашивать о себе, он и сам ни о чём не спрашивает. Хотя, казалось бы, всякому понятно, что самый действенный по жизни способ поумерить любопытство любой эльзы - начать расспрашивать о ней самой. Но ему ничего не интересно про неё, он вроде как всё знает заранее. И кому нужен такой эксперимент - типа, я такой сам себе сам, всё для себя порешал, а с тобой мы строим жизнь с чистого листа и ни о чём прошлом не говорим? Во всяком случае, не нормальной эльзе, у которой до этого была нормальная жизнь, о которой можно говорить - она же никого не убивала, не работала в концлагере и не имеет спецзадания от высших сил. То есть высшие силы тут по ходу просто просчитались, отправив этого спасателя не к той эльзе )) А девушке, которая страдает, по сути, от двух вещей - от неизвестности с братом и от недоверия окружающих - конечно, больше подошёл бы другой, более тонкий и психологически гибкий спасатель. Который действительно был бы больше вправе рассчитывать на ответное понимание с её стороны.
Доверие - абсолютная ценность, но человеку всё-таки нужно понимать, чем он его заслужил. Эльза поначалу верит данному ей видению, но если забыть о нём, что можно сказать о поведении Лоэнгрина? Уважаемый abbegalliani прав - оно слишком странное, даже если закрыть глаза на некоторые явные нестыковки (вроде объяснения народу вместо жены). Оно слишком показательно правильное, слишком закрытое, слишком себе на уме. Так ведут себя обычно не творцы, а расчётливые карьеристы, не влюблённые рыцари, а обаятельные авантюристы, не борцы за справедливость, а сектанты, ловящие людей на слове. Вагнер говорит, что обыденный опыт тут нужно задвинуть и просто верить в лучшее. Но говорит не очень уверенно. Его "Милостивый Бог" жестоко наказывает Эльзу в конце, лишая её жизни, хотя такой финал совершенно не очевиден. Стоит ли верить такому богу - или лучше поискать другого?.. ))
Насчёт противопоставления "искусство для меня - я для искусства" - имхо, оно надуманное. Если говорить о режиссёрах, в любом случае эта связка имеет на конце зрителя, иначе она бессмысленна, в том числе, и в варианте "я для искусства". То есть в любом случае получается "я пропускаю искусство через себя, чтобы дать людям таким образом новое искусство". Вы настаиваете на том, чтобы "новое" было, по возможности, "старым". Это вопрос личного вкуса, спорить не о чем, просто чёткой границы между "новым" и "старым" нет и быть не может. Мои демократические принципы говорят мне по этому вопросу, как и почти по любому другому, "чем шире охват, тем лучше" - Ваши что-то иное. Ни Вы, ни я не проведём здесь границ, которые бы всех устроили, потому что это вообще невозможно. Возможно критиковать что-то точечно и конкретно - за пошлость, плохое качество, банальность или, наоборот, излишнюю свободу в обращении с темой и т.д. И, кстати, я уверена, что, если бы ровно по Вашему заказу Вас начали бы кормить аутентичными вагнеровско-байройтскими постановками 130-летней давности, вы бы уже на третьей сказали: "Уберите!" - и попросили бы что-нибудь из 1960х-1980х. Между тем, бои вокруг них в те годы шли не менее жёсткие, чем сейчас идут вокруг современных.
Художник, если он настоящий, почти всегда немного обгоняет основную массу зрителей. Если уж так разбираться, в самой академической музыке этот разрыв сейчас намного больше - и вот это действительно уже слегка пугает. А в режиссуре он вполне нормальный - это и во времена Вагнера было примерно так же, если судить по тому, сколько он сам добивался признания.
Агитпроп
Агитирую за историчность восприятия культуры, будучи приверженцем позитивистского подхода (в духе культурно-исторической школы, восходящей к Тэну и Ренану). Мне действительно не нравятся попытки исказить базовые смыслы (культурные топосы), на которых зиждется шедевр. Каждый шедевр - "продукт" своей эпохи, он несет в себе ее генный код. И потому все же прежде, чем пересаживать шедевр гения из 19 века к нам сюда, хорошо бы вначале побывать там у него. Вот с этим последним у нынешних культработников часто наблюдаются большие проблемы. Новое прочтение,осовременивание - нужно, даже необходимо,но с бережным ооотношением и уважением к той мысли, к той эстетике, к тому культурному коду ДНК, который обнаруживается в произведении искусства.
Да, культура романтизма зиждется, в числе прочего, на вышуказанной библейской мифологеме - и ничего тут не поделаешь,это факт истории культуры. Вместо попыток отрицать очевидное и идти против рожна, навязывая произведению свою картину мира, нынешним творцам стоило бы работать с заложенными в произведении возможностями. В каждом шедевре их немало. И их можно акцентировать, развивать, всячески обыгрывать, обладая знанием (недоступным автору шедевра) о том, какие ростки эти возможности давали в дальнейшем. Например, упоминание в рецензии уважаемого abbegaliani о новой постановке "Тристана" "космических и морских кораблей, турбин и электростанций чувств, акцента на буддистском аспекте" ничуть не вызывает протеста - весь этот смысловой и образный потенциал в "Тристане" действительно ощущается. Чего не скажешь о приведенном примере "толкования" "Лоэнгрина",которое есть намеренное разрушение культурного кода оперы. Иногда разрушение культурного кода диктуется идеологическим заказом. Иногда - геростратовым комплексом (самутверждение за счет "глумления над классикой"). А часто - законами функционирования массового сознания. Ведь как учат нас социологи и социальные психологи, массовое сознание всегда подходит к артефактам из прошлого с позиций своего миропонимания,просто не будучи в состоянии представить себе никакой другой логики. Массовое сознание не способно ни на какое герменевтическое усилие и не может вести диалог с кем-то / чем-то принципиально иным. Массовое сознание - это бесконечный монолог о себе любимом и единственном по принципу "я так вижу и только так и может быть". Мне кажется, в этом убогом солипсизме - главный ограничитель нашей сегодняшней культуры. Когда она идет по этому пути, то оказывается неспособна путешествовать по разным мирам и плодит унылое однообразие, которое тщетно прикидывается разнообразием - как в "лабиринте смеха", где в ряду кривых зеркал все время отражается один и тот же посетитель.
Восприимчивость к культурным мирам иных эпох совсем не подразумевает буквализма - непременно тщательных исторических реконструкций, как в показанном весной реставрированном Метовском "Тангейзере". Есть интересные решения другого рода - например,тот же Метовский "Парсифаль" двух- (или уже трех?)летней давности. Эта постановка не отдает "нафталином"; наверное, ее можно всяко критиковать, но ее создатели конечно не стремились самвыражаться по модели Герострата.
Впрочем, убеждена, что восприимчивость к ценностям, к мысли, к эстетической логике другой эпохи - не просто чья-то индивидуальная черта и даже не просто кастовое свойство "high-brow", сиречь элиты. Вопрос глубже. Пока такая способность сохраняется в культуре - у тех, кто ее "делает", есть и живая связь с прошлым, дух сопричастности, а ведь все новое возникает на уже созданном основании. Согласна,что законы жизни культуры схожи с законами жизни биологической, и у культуры есть наследственность, генетика, к которой стоило бы относиться бережней, если мы не хотим нажить себе убийственных культурно-генетических заболеваний.
О кодах и яйцах
Я не cобираюсь интерпретировать Лоэнгрина, а занимаюсь Эльзой и как
истолковали её режиссёры. Время странных (сран..) попыток, искажения и режиссёрского театра у нас уже (почти) закончилось. Мы видим в настоящее время большинство серёзных разъяснений, и хотя не всегда удачные, они освещают отдельные аспекты.
Круг взглядов намного шире и охватывает и религиозные темы. Я не бы говорил об искажении, а о том,что постановка лишена нескольких идей автора.
Лоэнгрина для нас сегодня труднее понять, чем другие драмы, герой
производит очень чуждое впечатление и я сомневаюсь, что сам Вагнер смог бы нам пояснить свои намерения. Но этого нам и не нужно: текст, хотя
часто пародирован, обладает многозначительностью и музыка ведёт в колдовскую страну, где смысл уже кажется излишней роскошью.
Культурный код спрятан в нашей голове, не объязательно на сцене.
А ключ от него спрятан в яйце, яйцо в утке, а утка в зайце, заяц в волке,
волк в медведе и т.д. Точно так спрятаны и смыслы. Никто не знает точно какие они и где заложены и это право каждого находить их для себя везде и во всём.
Лоэнгрин и я
Прослушал наконец оперу и поделюсь своими мыслями. Не буду писать много, скажу кратко.
Видел где-то у вас на сайте размышление о смысле этой оперы, не буду пересказывать всё, но с многим я не могу не согласиться.
Эта опера не просто романтическая сказочка о рыцаре с лебедем и трагической любви, а очередная порция философии от вагнера. Вопросы предательства, подлости и хитрости поднимаются сдесь выше всего. Но также там можно разглядеть и глубинные смыслы, такие как человеческое несовершенство, отсылку к адаму и еве. Даже задаёшься невольно вопросом: А может быть бог специально создал нас такими вот поддатливыми, иначе почему в райском саду бы появился змей? И ещё реторический вопрос: почему именно лебедь?
Перед этим я высказывался о тристане и изольде, именно так я вагнера и полюбил, но сдесь, мне кажется, чисто по философской стороне, опера действительно может с тристаном сравниться. Плюс музыка такая прекрасная, вагнер такой мелодист!
Лоэнгрин гаразда серьёзнее тристана, хотя там тоже смысл очень высокий, и как мне кажется, даже в чем-то похожий. В тристане речь идёт о безграничной любви, способной победить абсолютно ВСЁ. Любовь, которая стоит в стороне и находится вне того, что мы называем добром и злом, это всё земные концепции, любовь же - неземна. Сдесь, сдаётся мне, есть тоже что-то такое, не могу точно сказать, что, в голове безпорядок.
PS: Чисто по-простому, очень нравится. Лебедь, эльза, Лоэнгрин. Такие красивые имена и образы.