Рихард Вагнер

Это рецензия на спектакль 10.10.2023 в Новой Опере

Копродукция Пермского театра оперы и балета и московской Новой Оперы. Музыкальный руководитель Филипп Чижевский, дирижёр Фёдор Безносиков, режиссёр-постановщик Константин Богомолов, художник-постановщик Лариса Ломакина, художник по свету Иван Виноградов, художник по видео Алан Мандельштам, моушн-дизайнер Михаил Мясников, ассистент режиссёра Фёдор Федотов. Солисты: Андрей Борисенко (Голландец), Марина Нерабеева (Сента), Михаил Первушин (Дональд), Хачатур Бадалян (Георг), Вероника Ершова (Мари), Антон Бочкарёв (Рулевой). Оркестр и хор Новой Оперы, хормейстер Юлия Сенюкова.

Если кому-то интересно, как можно с приемлемым качеством превратить супер романтическую драму в постмодернистскую трагикомедию, то вам сюда, на «Летучего Голландца» Богомолова-Чижевского. Надо сказать сразу, от вагнеровского в этом «Голландце» не оставлено ничего кроме, собственно, музыки. История принципиально иная – это не взгляд на вагнеровскую романтику с другой стороны, не актуализация. Нет, это абсолютно отдельный сюжет про абсолютно иных героев с иными вводными и мотивациями. Их история рассказывается визуально – сценическим действием, титрами и отчасти кинопроекциями. Выпеваемое солистами и хором строго по Вагнеру изредка совпадает с действием в визуальном ряду, но в основном музыкальная и драматическая составляющие движутся в разные стороны в разных плоскостях – при этом периодически неплохо взаимодействуя.

Константин Богомолов не является изобретателем этого жанра, и задача его изначально была не высшей категории сложности. Хотя бы потому что его собственный текст идёт на родном зрителю языке, в то время как вагнеровский поётся на немецком, которого большинство в зале просто не знает, а остальные улавливают в пении отдельные фразы. Есть куда более радикальные и своеобразные произведения такого рода – например, очень интересный спектакль «Проза» в Электротеатре Станиславском. Вот там на одном языке одновременно разворачиваются и визуал («мультик» плюс живые артисты) по рассказу Мамлеева «Жених», и исполняемый а капелла рассказ Чехова «Степь» на музыку Раннева. Расхождение этих двух сюжетов, стилей и настроев – пропасть. С формальной точки зрения между ними нет вообще ничего общего, никаких даже секундных смычек и совпадений в развитии сюжета. Визуалом рассказывается выносящая мозг история усыновления семьёй ушлёпка, задавившего их родную дочь, а ансамбль поёт наивного маленького Егорушку, за сто лет до того отбывающего на учение в город. Всё это, кстати, называется оперой – временами визуал перетягивает внимание, но так ведь бывает в хорошо поставленной опере, особенно, когда слушаешь её впервые. В общем, даже неважно, как всё это называется – важно, что это вполне сложившийся гезамткунстверк, сделанный абсолютно против вагнеровских принципов и, помимо собственных достоинств, приоткрывающий глаза на разнообразие принципов построения произведения, как таковых.

Возвращаясь к богомоловскому «Летучему Голландцу» – в нём всё попроще. Вагнеровская канва всё же имеется постановщиками в виду при построении мизансцен. Но, что интересно, лучший и самый смешной момент спектакля приходится на третий акт, когда режиссёр ускоряет сюжет в абсурдистском ключе, совершенно задвигая буквалистское следование музыкальному развитию. На третий акт приходится и вообще наибольшее количество интересных находок – как динамических, так и статических, когда на сцене ничего не происходит и мы просто слушаем прекрасную музыку, исполняемую прекрасным хором. С одной стороны, идти по нарастающей – единственно правильное решение, с другой стороны, второй акт выглядит просевшим не только по сравнению с третьим, но и с первым. Притом никакого реального разделения на акты нет, представление идёт два с лишним часа без антракта, люди вынужденно выходят и входят, внимание рассеивается – и в середине этого действа нужно как-то высидеть две однообразно прописанные сцены, в том числе, со скучно повторяющимся русским текстом. В женском хоре второго акта есть в конце музыкальная интересность, подчёркнутая как намеренно классичным исполнением, так и тоже намеренной сценической статикой, однако интересность короткая, а сцена перед ней длинная. Дальше начинается дуэт Эрика и Сенты, который вытягивает исключительно красивый вокал – русский сопроводительный текст никакой, и остальной визуал тоже не особенно какой-то. Динамика налаживается затем только в дуэте Сенты с Голландцем, следует лихой – опять же антивагнеровский – поворот сюжета, мы снова включаемся, и дальше уже всё нормально почти до конца.

Выдам тут ещё порцию предметной критики по пунктам.
1. Уже упомянутый повторяющийся русский текст относится к «песням» – всем известным словам из разных песен; эти периодически возникающие слова даются в сопровождающих сюжет титрах. В двух третях случаев это сделано смешно, но приём используется слишком часто и местами слишком однообразно. Надоедает.
2. Очень бюджетно сделана часть кинопроекций – представьте себе связку кадров на 4-5 секунд, бесконечно повторяющуюся в течение какого-нибудь дуэта на пять минут. По смыслу все они подобраны хорошо, но это тупое, без всяких даже эффектов, повторение начинает допекать уже на второй минуте. Возникает вопрос: кто тут мстит за недоплату, режиссёр или ответственный за видео?.. Кажется, таких моментов было всего три, однако от этого вопрос только усиливается.
3. Дежурное нагнетание в первых двух актах не первой свежести подробностей про «тяжёлый» 93-й год. Бартер, НТВ, Амаретто – ладно. Но «Марина с трёх вокзалов»! (про неё поёт песню рулевой) Так принципиально, с каких она вокзалов, что это нужно прям три раза повторить?.. Помимо «самоценности» вокзалы и в сюжет не лезут. Мужики ездили в Москву на автобусе – откуда взялись вокзалы? Марина должна была быть с Энтузиастов и/или с Владимирского (тракта). Может, это для пермяков делалось, чтобы они уж точно ничего про Марину не перепутали, но пермяки, между прочим, тоже умные, да и двусмысленность, имхо, тут только на пользу пошла бы.
4. И самое важное. Понимаете, ведь это всё же не совсем комедия. За сменой комедийных комментариев присутствует да, абсурдная, однако же трагедия, не пустая, многоплановая, с подтекстами. Хорошо, мы посмеялись над гэгами, над сюжетными поворотами, над странными заворотами человеческих извилин вообще, над собой, над своим (или как раз не своим) восприятием девяностых, но над главными героями мы же к концу, по большому-то счёту, не смеёмся. Мы им, в большей или меньшей мере, сочувствуем. И режиссёр, который подвёл нас к этому сочувствию, соответственно, тоже сочувствует – но недостаточно. Как будто боится поставить в финале ясную точку, дать нужную пропорцию смеха и слёз – вот подводка к этой точке есть, а самой её нет. Музыка в данной версии вообще-то тоже даёт эту точку менее внятно, но кажется, это был повод как раз усилить её визуально, а не затормозить. Дело не в романтизме, не сдался он вовсе – просто финал он и в 93-м году финал, а заявление типа «и всё это время мы стригли головы» уже было сделано в середине, это не финал, точнее, этого не достаточно для финала. Всё это, конечно, сугубое имхо – ну вот всегда досадно, когда смазан конец.

Пересказывать богомоловский сюжет я не буду, чтобы не убивать интригу – в целом в нём яркого и удачного всё же чуть больше, чем простецкого, скучного и неуместного.

Рискуя собрать на себя все громы и молнии классицистов, скажу, что неплохо провела время на этом спектакле. Естественно, я примерно представляла, на что иду, только ожидала всё же большего натужного цепляния за вагнеровский сюжет. Против режиссёрского конкурса «Кто впихнёт голимому романтизму больше фантастических или реалистических подпорок» я на самом деле ничего не имею, просто здесь с ним расстались решительно и бескомпромиссно – и по художественному исполнению это оказалось всё-таки скорее хорошо, чем плохо. Богомолов, Ломакина и Виноградов сделали визуально интересный и в целом качественный спектакль, имеющий собственное нестандартное сопряжение с музыкой вагнеровского "Летучего Голландца".

Однако существенная часть публики идёт в оперу за подключением к горним высям за два часа. Они уже когда-то как-то подключались к каноническому сюжету, у них есть схема подключения, теперь они отформатированно-прямоугольно втыкают голову в розетку – и упс! это не та розетка. «Отвратительно!.. Издевательство над людьми!.. Издевательство над Вагнером!.. Да не интересует, что он там хотел, я не за этим в театр!.. Это, наверное, специально им за то, как они сейчас издеваются над нашим Чайковским!..»

Между прочим, если бы очередей в туалет и за одеждой не было вообще, у этих людей не было бы никаких оснований полагать, что они в большинстве только потому, что кто-то через пять на шестого готов поддерживать такие разговоры. Притом что розетка-то им досталась действительно не та. На розетке написано: «Исполняется на немецком языке с русскими субтитрами. Русский текст Константина Богомолова». Честнее и правильнее было бы слова о субтитрах опустить и написать: «С авторским русским текстом Константина Богомолова». Это ведь как раз тот случай, когда можно чётко сформулировать жанр постановки и не вводить граждан в заблуждение. Чуть меньше пафоса на творческих и директорских физиях! Человек, идущий в оперу – будь он трижды прогрессист, или трижды реакционер – не обязан помнить, что некто Константин Богомолов решительно так же безоглядно расстаётся со всеми сюжетами, которые берётся режиссировать. Кругом десятки других талантливых скандальных режиссёров, у каждого своя фишка – ходящий раз в квартал в театр зритель не обязан запоминать столько имён и характеристик из единственной театрально-развлекательной подобласти. Выражайтесь на афишах чётче, по крайней мере когда это так легко и просто сделать.

По музыке – это у нас первая редакция оперы. От стандартной она отличается некоторыми деталями оркестровки, некоторыми вокальными усреднённо-оперными вставками (вполне симпатичными и лишь немного снижающими динамику) и менее внятным финалом. Не знаю, что там было у самого Чижевского, на моём спектакле дирижировал Фёлор Безносиков. Хороший вагнеровский дебют, динамичный, мелодичный, удачно подсвечивающий местами иронии Богомолова, удачно подстроенный под певцов. Единственная претензия – слишком аккуратно, неконтрастно – но кто бы вообще стал устраивать рисковые водопады на дебюте. Оркестр Новой Оперы тоже сыграл хорошо, аккуратно, без сколько-то заметных киксов.

Из солистов однозначно порадовали Марина Нерабеева, даже несмотря на резковатые верхи, и Хачатур Бадалян, осеняющий своим лирическим спринто уже не первого вагнера в Новой Опере. Андрей Борисенко в роли Голландца впечатлил больше проработкой сложного образа, чем собственно вокалом. Вероника Ершова (Мари) и Антон Бочкарёв (Рулевой) выступили на пристойном вокальном и артистическом уровне, органично именно для данной постановки.

Чрезвычайно понравился в этом спектакле хор – и мужской, и женский. По сравнению с «Лоэнгрином» в Большом это было прямо очень проработано, нюансировано и не тупо. Сюжетная канва позволила в конце мужской хор не разводить, звуку это пошло на пользу.

Вагнеру, понятно, всё равно. И мне кажется, что полный отказ от канонического сюжета был предпринят, в том числе, и как отказ от стёба над классиком тоже, хотя для скрепных эта мысль, вероятно, всё же слишком неординарна. А музыка Вагнера переживёт хоть тысячу таких «издевательств» без всякого ущерба. Вообще есть миллионы людей, которые её саму считают издевательством – и даже от этого с ней ничего не происходит, а уж тем более от постановок Богомолова или даже сотни богомоловых. Описанных пермяками глупостей со вставкой Апиной после финала на нашем спектакле не было, то есть разум восторжествовал, единственное реальное покушение на музыку было снято. Я совершенно не рекомендую эту постановку традиционалистам и поклонникам именно вагнеровского романтического сюжета, но остальным – почему бы нет. Вы можете вполне неплохо провести время – просто будьте готовы к юмористическому смещению эмоций, уменьшению их градуса и к постомодерну вместо романтики.