Рихард Вагнер

Он таки сыграл им Вагнера! На бис. Пояснив, что ни в коей мере не желает задеть чувства тех пожилых людей, для которых имя Вагнера навсегда связано с преступлениями нацизма, и предложив не желающим слушать выйти. Последовала ожесточённая дискуссия, кто-то назвал дирижёра фашистом; в итоге несколько человек вышли. Остальные после исполненного вступления к «Тристану и Изольде» устроили овацию – то ли замечательной игре оркестра под управлением маэстро, то ли бесстрашию и красноречию, с которыми он не перестаёт доказывать, что великая музыка не виновата ни в каких преступлениях и молодое поколение должно быть свободно от этих предрассудков. На следующий день консервативные и проправительственные СМИ Израиля буквально съели дирижёра-провокатора; высказаться по поводу учинённого им накануне «культурного насилья» счёл нужным даже президент страны. Впрочем, к столкновениям с государственными машинами, причём совершенно разных стран, маэстро Баренбойму было не привыкать…

У пианиста-вундеркинда, родившегося в честолюбивой семье и давшего свой первый концерт в возрасте семи лет, шансов сойти с этого пути практически нет. Моцарт, Малер – всё это было давно, в другие исторические эпохи, и, в сущности, даже тогда их широкий музыкальный «разлёт» в течение жизни был скорее исключением, чем правилом. Если же говорить о середине и конце 20 века и не о композиторах, иногда руководивших премьерами своих произведений, а конкретно о дирижёрах, то ни Тосканини, ни Фуртвенглер, ни Шолти, ни Караян с молочнозубого детства в звуках любимого инструмента не купались и испытания на нём медными трубами в нежном возрасте не проходили. Да собственно, кроме Шолти, никто из них и пианистом-то не был, и ни у одного родители музыкой не занимались. Безусловно, в семейном контексте можно привести и иные примеры – Карлос Кляйбер и Клаудио Аббадо, скажем, были сыновьями весьма известных музыкантов и в этом смысле, конечно, испытывали некоторое «фамильное» давление. Однако, опять же, ни тот, ни другой не являлись не то что солистами, но даже сколько-нибудь выдающимися оркестровыми инструменталистами, и никаких иных сфер деятельности, кроме дирижирования, с самого начала в виду не имели. В общем, как ни крути, а ситуация с Даниэлем Баренбоймом выглядела поначалу вполне предопределённой. Этот серьёзный кареглазый крепыш, чьими учителями были собственные родители-пианисты, с горячей верой в новосозданное государство переехавшие в Израиль, когда их талантливому и восприимчивому сыну было 8 лет, должен был стать отличным пианистом. Желательно – гастролирующим по всему миру, но вращающимся преимущественно в кругу таких же, как он сам, одарённых еврейских музыкантов, – ну и, конечно, хорошим еврейским патриотом с хорошей счастливой еврейской семьёй и «правильными» взглядами на политику и арабский вопрос.

И вроде бы поначалу у родившегося 15 ноября 1942 года в Буэнос-Айресе Даниэля Баренбойма всё так правильно и шло – да настолько удачно, что уже в 1952 году состоялся его международный дебют в Вене и в Риме, а Вильгельм Фуртвенглер, продирижировавший одним из концертов с его участием, назвал одиннадцатилетнего мальчика феноменом. Не менее феноменальным был его дебют в Америке с Первым концертом Прокофьева – пригласил «звёздного ребёнка» и дирижировал концертом Леопольд Стоковский. В 1954 году Даниэль сделал свою первую запись и до конца шестидесятых с успехом играл и записывал в основном камерную музыку Моцарта, Бетховена и Шуберта с небольшим ансамблем таких же молодых виртуозов, из которых достаточно назвать скрипачей Пинхаса Цукермана и Ицхака Перлмана (см. ниже: картинка 1 – запись для ВВС, 1956). Однако с какого-то момента в жизни Даниэля начал происходить не то чтобы непредусмотренный поворот, а скорее выход на более широкую музыкальную и мировоззренческую орбиту.

И наверное, этот поворотный момент, затем долго и подспудно проращивавший свои плоды в одной из умнейших музыкальных голов 20-21 века, случился на самом деле тогда, когда влюбившийся в извлекаемое Фуртвенглером из оркестра музыкальное чудо двенадцатилетний мальчик отправился в Европу на мастер-классы Игоря Маркевича, а после – учиться композиции у Нади Буланже. Притом общеобразовательной школы в Израиле для него никто не отменял. Да он и сам не готов был оставить тамошних товарищей с их общей гордостью за новую родину. Однако, не довольствуясь учёбой дома и у Буланже в Париже, летом 1956 года Даниэль прибавил к этому ещё музыкальную академию Киджи в Сиене. Там его включили в свой круг два лучших студента Ханса Сваровски (лучшего на тот момент преподавателя-дирижёра Венской консерватории) – двадцатитрёхлетний Клаудио Аббадо и двадцатилетний Зубин Мета. Глядя сейчас на любящего и умеющего пошутить маэстро Баренбойма, в это трудно поверить, но тогда именно он, четырнадцатилетний, оказался сперва наиболее суровым и жёстко натасканным на музыкальный успех членом той компании. А его новые друзья, уже практически стоявшие на пороге прекрасных дирижёрских карьер, отнюдь не прочь были и повеселиться, и подурачиться и вообще вполне наслаждались своей молодостью и беззаботностью. Собственно, улыбчивый индиец Зубин, сам бесконечно преданный музыке и вместе с тем всегда готовый пошалить и потаскать Даниэля на плечах, стал первым человеком, сумевшим несколько раскрепостить сверхмотивированного вундеркинда. В то время как большинство окружавших юного пианиста людей действовали, по существу, в противоположном направлении (см. ниже: картинка 2 – Зубин Мета и Даниэль Баренбойм, 1965).

Вторым человеком, избавившим Даниэля от чванливости фанатика, видящего в жизни единственную цель, стала Жаклин дю Пре – темпераментная, чрезвычайно одарённая английская виолончелистка, в 1967 году вышедшая замуж за не по годам музыкально умудрённого и продолжавшего прогрессировать пианиста. Ей было двадцать два, ему – двадцать пять. Свадьба в Израиле была совершенно фееричной, с великолепным концертом, которым дирижировал свидетель бракосочетания, Зубин Мета, изящно охмуривший совершавшего обряд раввина, выдав себя за еврея. Далее супруги прекрасно выступали вместе в камерном репертуаре и вообще составляли на редкость гармоничную пару. Однако карьера дю Пре оказалась недолгой, и ещё более короткой получилась счастливая семейная жизнь. «Рассеянный склероз» - таков был диагноз, поставленный врачами двадцативосьмилетней женщине. После 1973 года она уже не могла ни выступать, ни записываться, и практически не покидала своего лондонского дома. Четырнадцать долгих лет Даниэль наблюдал всё более усиливавшиеся мучения и всё более мутневший рассудок жены, пока в 1987 году над ней наконец не смилостивилась смерть.

В этом тихом кошмаре недолго было свихнуться и самому, особенно поначалу, когда негодование на собственное бессилие перед судьбой грозили целиком захлестнуть ещё недавно радовавшегося жизни и успешно набиравшего обороты музыканта. Однако работа на износ и поддержка друзей помогли блестящему пианисту и уже не начинающему дирижёру Баренбойму избегнуть такого финала. Дирижируя из-за инструмента, он начал записывать свои чудесные фортепьянные концерты Моцарта с Английским камерным оркестром ещё в середине шестидесятых. В качестве собственно дирижёра Даниэль дебютировал на самом деле в двадцать лет с малоизвестным Израильским филармоническим оркестром в Манчестере. Затем в 1967-1969 годах последовали уже серьёзные дебюты с Лондонским и Берлинским филармоническими оркестрами (программы были сугубо классические, в основном Бетховен). После этого молодой маэстро периодически получал приглашения поработать с разными оркестрами, но как пианист был куда более востребован. И такая ситуация устраивала, пожалуй, всех кроме него самого. Не то чтобы он хотел расстаться с инструментом, на котором играл с пяти лет – нет, он просто жаждал более широких музыкальных горизонтов, чувствовал в себе призвание руководить и увлекать других музыкантов, и, надо сказать, восторженные отзывы, полученные при лондонском дирижёрском дебюте, вполне оправдывали его претензии. Однако заокеанские оркестры были для него фактически закрыты из-за болезни жены, которую он не хотел надолго оставлять одну, а в Европе конкуренция была такова, что ждать серьёзного предложения пришлось несколько лет.

Главным дирижером своего первого, Парижского симфонического оркестра Даниэль Баренбойм стал в 1975 году. Ему было 33 года. Музыканты оркестра, сумевшие тихо выдавить куда более маститых Караяна и Шолти, отличались довольно неровной подготовкой и редкостным консерватизмом. Достаточно сказать, что Девятая симфония Брукнера, сыгранная ими в первый год музыкального директорства Баренбойма, стала французской премьерой этой вещи. Затем, буквально за пару лет руководства оркестром, новый главный дирижёр добился гармоничного звука, о котором французские меломаны забыли и мечтать. Это с одной стороны, а с другой, произошло серьёзное расширение репертуара коллектива – вплоть до премьер Лютославского, Берио и местного же, парижского гуру новой музыки, Пьера Булеза, давно зарёкшегося вести дела со своими закостенелыми соотечественниками и в качестве дирижёра, и в качестве композитора. Однако Даниэль Баренбойм результатами своей мюзик-директорской деятельности переубедил придирчивого мэтра, а тот в свою очередь порекомендовал президенту страны, Франсуа Миттерану, мосье Баренбойма в качестве лучшей кандидатуры на пост музыкального и художественного руководителя строившейся Оперы Бастилия.

Назначение произошло, однако поработать на этом интересном и сулившим немалые выгоды посту Даниэлю Баренбойму было не суждено. Здание строилось долго, менялись концепции, меценаты, президенты, правительства – знающие люди говорят, что французская бюрократическая машина в принципе весьма похожа на российскую, но, учитывая частую смену курса в верхах, вообще ни на что не похожа – словом, внятно договориться с ней раз и навсегда у сорокалетнего дирижёра никак не получалось. Кого-то не устраивал предложенный им репертуар, кого-то – предполагаемо большие гонорары, кого-то – малый дирижёрский опыт. Хотя, удачно дебютировав в Эдинбурге ещё в 1973 году с «Дон Жуаном», с 1981 года маэстро уже постоянно работал на Байройтском фестивале. Словом, французская сделка с постоянно менявшимися условиями в итоге со скандалом сорвалась. Однако Парижским оркестром Даниэль Баренбойм продолжал руководить до 1989 года, на выходные улетая в Лондон, к жене.

В Байройте дела тоже шли не идеально, хотя 18 лет работы в вагнеровской цитадели сами по себе говорят о том, что уже тогда Баренбойм был как вагнеровский дирижёр весьма хорош. Некоторые упрекали молодого маэстро в поверхностности интерпретаций, что, вероятно, в конце концов подвигло его доказать беспочвенность подобных обвинений. Однако момент и способ для этого были выбраны не лучшие, и именно в «сражении» с вагнеровским «Кольцом нибелунга» дирижёр фактически проиграл. В то время как изысканно-романтичный «Тристан» (с Р. Колло и И. Майер) и душевные «Мейстерзингеры» (с Р. Холлом и П. Зайфертом) и получились отменно, и были записаны, и до сих пор являются для многих самыми любимыми. Наверное, сорокапятилетнему маэстро всё-таки не стоило отказываться от собственного искристо-певучего стиля, пытаясь повторить замедленные темпы Фуртвенглера в «Кольце» – для таких экспериментов желательно все-таки иметь солистов немножко иного плана, нежели Томлинсон и Поласки, да и музыкального и жизненного опыта побольше. Хотя насчёт последнего – казалось бы, куда уж больше!.. Запись байройтского «Кольца» п/у Баренбойма всё же была сделана, однако лишь через несколько лет и немножко с другим составом исполнителей. Тогда же в середине девяностых, во время «второго байройтского периода Баренбойма», был записан ещё один «Тристан» – музыкально более «стандартно-баренбоймовский», чем первый, с восходящей к звёздности Изольдой (В. Майер) и отличным Тристаном (З. Ерузалем), но весьма спорный и раздёрганный с точки зрения постановки.

В середине восьмидесятых, в последние годы жизни (или, правильнее сказать, вынужденного полурастительного существования) Жаклин дю Пре, у Даниэля уже фактически сложилась другая семья – с русской пианисткой Еленой Башкировой (см. ниже: картинка 6). В 1988 году они поженились, сейчас у них двое детей, младший из которых продолжил семейную музыкальную традицию, однако несколько в другом амплуа, став скрипачём. Естественно, никто не осудил тогда Даниэля за этот роман на грани отчаяния «при живой жене», о которой он продолжал нежно заботиться, и даже беспринципные в большинстве случаев жёлтые журналисты принципиально обошли этот факт молчанием. Дю Пре ничего не узнала и в этом смысле умерла спокойно. В год её смерти Баренбойм на байройтском фестивале единственный раз продирижировал ещё и «Парсифалем» в дополнение к «Тристану и Изольде».

Выдающегося таланта Даниэля Баренбойма как пианиста не оспаривал никто и никогда. Даже жёстко фильтровавшая допуск на свою территорию советская пропаганда охотно распахнула перед ним двери. Впервые молодой пианист выступил в СССР в 1965 году, затем в 1977 и в 1985 (уже одновременно как пианист и дирижёр). Возможно, отчасти причиной допуска стали местные корни артиста – все его бабушки и дедушки родились в Российской империи и за несколько лет до революции были вынуждены бежать от еврейских погромов. И, надо сказать, маэстро хорошо помнит оба эти факта, но по отдельности. То есть погромы остались погромами, а интерес к русской культуре вылился, в частности, в сенсационные постановки Чайковского и Мусоргского в Берлине в начале двухтысячных.

Однако это было уже потом, когда Даниэль Баренбойм успешно состоялся в обеих своих творческих ипостасях. А в течение весьма мрачного и напряжённого парижско-лондонского десятилетия 1970х - 1980х он продолжал, несмотря ни на что, упорно совершенствоваться и гастролировать по Европе именно в качестве пианиста. Студии звукозаписи также не забывали бывшего вундеркинда, превратившегося в большого и продолжавшего удивлять мир новыми виртуозными откровениями мастера. Дирижёрские же его амбиции подкреплялись в основном летним Байройтским театром и концертным залом Парижского оркестра, в каждом из которых он сделал лишь по паре-тройке записей. Свой большой шанс доказать миру, что он дирижёр не средне-европейского, а мирового уровня, Даниэль Баренбойм получил в 1991 году, возглавив Чикагский симфонический оркестр.
.
Собственно, великолепный, насыщенный и узнаваемый звук, поставленный Георгом Шолти в этом коллективе (в отличие от парижского), не требовал особых корректив. Однако Баренбойм не был бы Баренбоймом, если бы не привнёс в него своей звонкой, переливчато-мелодичной нотки и не расширил репертуар во все стороны, включая не только хорошо знакомых ему современных европейских композиторов, но и американских – чем в итоге заслужил-таки признательность как серьёзных музыкальных кругов, так и патриотично настроенной американской публики. Похоже, брукнеровский и малеровский циклы удались ему в Чикаго не столь однозначно именно потому, что всеохватность и стремление к новым горизонтам у пятидесятилетнего маэстро несколько превышали как обычные человеческие возможности, так и привычные чикагские представления о желательных горизонтах. Ибо главных дирижёров без ярко выраженного пристрастия к немецкому романтизму и постромантизму в Чикаго прежде как-то не водилось. Вдобавок с 1992 года Даниэль Баренбойм стал музыкальным директором Берлинской Штатсопер (а в течение первых десяти лет своего муздиректорства был и художественным её руководителем).

Тяготение маэстро к Европе и к опере было вообще-то очевидно всякому вдумчивому наблюдателю. Однако особого протеста и желания считать деньги в кармане босса это у американских музыкантов и репортёров (в отличие от французских) не вызвало. Программы Баренбойма были интересны, зал заполнялся, гастролей хватало, диски записывались. К посрамлению многих критически настроенных предсказателей было продемонстрировано, что изредка и великий инструменталист может стать дирижёром мирового класса, причём не отказываясь от первого своего призвания. Непосредственно Даниэль Баренбойм руководил Чикагским симфоническим в течение 15 лет, до 2006 года, после чего был назначен пожизненным почётным дирижёром.

К этому времени перевес «евразийской» части баренбоймовской программы стал уже не просто заметен, но откровенно бросался в глаза. В 1999 году мэтр в очередной раз круто выступил – во всех смыслах этого слова – в Рамалле, осудив израильскую оккупацию палестинских территорий, и с тех пор появлялся там в качестве пианиста каждый год. Реакция израильских государственных деятелей была, понятно, не менее крутой. Хотя со временем страсти поутихли, и на космополитичные выходки «блудного сына», объявившего записной еврейский патриотизм недалёким национализмом, предпочли махнуть рукой. Тогда же, в 1999, был дан старт проекту «Западно-восточный диван» – оркестру, созданному Даниэлем Баренбоймом совместно с палестинцем Эдвардом Саидом первоначально из арабских и еврейских музыкантов. Впоследствии процент арабов и евреев, вместе взятых, опустился там примерно до пятидесяти, и проект стал просто международным. Но это, конечно, не мешает музыкантам по-прежнему собираться каждое лето, выступать в той же Рамалле, записываться и самим фактом своего существования доказывать утверждение адони Баренбойма, что привитие общих ценностей в накалённом ближневосточном регионе – дело отнюдь не безнадёжное, хоть и не скорое.

Что касается собственно Европы, помимо Берлинской Штатсопер, маэстро стал плотно сотрудничать с Берлинским филармоническим оркестром, с которым, впрочем, часто играл и раньше и в качестве солиста, и в качестве приглашённого дирижёра. А в 2000 году Даниэль Баренбойм был избран пожизненным главным дирижёром Берлинской Штатскапеллы – официального оркестра Берлинской Штатсопер, кроме того выступающего в симфоническом репертуаре самостоятельным лицом и составляющего конкуренцию Берлинскому филармоническому. Ничего удивительного в столь недвусмысленном признании заслуг маэстро на самом деле не было. Во многом именно благодаря его грозным заявлениям были спасены два коллектива, когда германские власти после объединения страны задумали слить Штатскапеллу с одним из оркестров бывшей ГДР. Со стороны абсолютно непонятно, каков был бы глубокий смысл такого слияния (кроме экономии средств, естественно). Так или иначе, грохот баренбоймовского набата возымел действие, власти передумали, и хлопать дверью «по-парижски» дирижёру не пришлось.

В концертный репертуар Штатскапеллы под руководством Баренбойма вошли не только стандартные романтические и постромантические музыкальные циклы от Бетховена и Брукнера до Малера и Картера, но и произведения ныне пишущих Хёллера и Мундри. Среди берлинских оперных постановок экспериментальных ещё больше. Однако в последнее время музыкальный директор предоставляет возможность проводить их более молодым коллегам, а сам придерживается принципа «Основа оперного репертуара – Моцарт, Вагнер, Верди» и занимается в основном вышеперечисленной, а также прочей «классикой». Помимо дел чисто музыкальных, за последнее десятилетие Даниэль Баренбойм написал несколько книг: автобиографию «Моя жизнь в музыке»; «Параллели и парадоксы» (в соавторстве с Эдвардом Саидом); «Звук — это жизнь»; «Диалоги о музыке и театре. Тристан и Изольда» (в соавторстве с Патрисом Шеро). При этом музыкальный интеллектуал отнюдь не застыл и в своих фортепьянных достижениях. Продолжая гастролировать по всему миру с баховским, бетховенских, брамсовским и шопеновским циклами, в 2007 году он добавил к ним ещё и листовский.

Даниэль Баренбойм имеет гражданства Аргентины и Израиля, а также почётные гражданства Палестины и Испании. Высоких государственных наград от «своих» ему, однако, не перепало, зато таковые имеются от Франции и Германии. Из прочих многочисленных званий и наград назову только самые интересные. Даниэль Баренбойм – шестикратный обладатель «Грэмми», причем трижды как пианист и трижды как дирижёр. В свою очередь, из дирижёрских премий за оперу получена одна – в 2003 году за вагнеровского «Тангейзера» с П. Зайфертом и В. Майер. За эту же запись дирижёр, солисты и Берлинская Штатскапелла удостоились Премии Вильгельма Фуртвенглера. А из последних наград маэстро самой любопытной представляется, конечно, Премия Герберта фон Караяна, с борьбы против «европейского мюзик-директорства» которого Баренбойм и его молодые друзья-музыканты все дружно начинали свой путь.

Живёт Даниэль Баренбойм сейчас по большей части на своей «основной исполнительской базе» в Берлине. Однако с 2006 года маэстро стал ещё главным приглашённым дирижёром миланского театра «Ла Скала», а с 2011 года – его музыкальным руководителем. Разумеется, стороны достаточно долго присматривались друг к другу, прежде чем принять такое нетривиальное решение. Но для многих оно всё равно осталось спорным, особенно в Италии. С одной стороны, отдельные результаты копродукции ведущих оперных домов Европы всегда давали, как правило, хорошие результаты. С другой, браться сразу за два столь ответственных предприятия - большой риск, доказавший свою оправданность при совмещении ведущими дирижёрами руководящих должностей в ведущих оркестрах, но опера - дело всё-таки более сложное. Тем более если речь идёт о флагмане итальянской оперы, каковым является «Ла Скала», где промахи любого музыкального директора не итальянца будут рассматриваться под микроскопом. Пока Даниэль Баренбойм, можно сказать, выигрывает этот бой, в том числе и в итальянском репертуаре, но противников ещё хватает и тут ещё доказывать и доказывать...

Хотя свой «гражданский стиль» и вполне «итальянский» темперамент маэстро продемонстрировал вступительной речью уже на открытии первого сезона – потрясая перед руководством страны Конституцией, в которой записано, что государство должно поддерживать искусство, а не гробить его – и таким образом поддержал и внутритеатральный, и вылившийся на улицы протест против намерений правительства урезать ассигнования на культуру. Впрочем, судя по незаурядной миланско-берлинской постановке «Кольца нибелунга» (отдельными операми который Ла Скала уже третий год подряд открывает сезон), лично ведомым Баренбоймом проектам никто, упаси боже, ничего урезать не собирался. Сложности возникли преимущественно с балетом, желавшим не просто сохранения, а увеличения зарплат, и из нашего далёка разобрать кто в той ситуации был «правее» едва ли возможно. Если же говорить о «Кольце», полное представление которого должно состоятся под управлением семидесятилетнего маэстро и в Милане, и в Берлине весной 2013 года, то оно грозит по всем параметрам оказаться главным событием юбилейного вагнеровского года. Даниэль Баренбойм желал стать главным вагнерианцем своего времени – и, похоже, таки стал им, уже без всяких «но» и ссылок на музыкальные интерпретации прежних спецов по Вагнеру.

© Copyright: wagner.su, 2013
Ссылка на сайт при использовании данного материала обязательна.

Избранная дискография Даниэля Баренбойма

как дирижёра:
Бетховен, Девять симфоний, Берлинская Штатскапелла, 1999 (DVD)
Бетховен, «Патетическая» соната (Баренбойм – ф-но), Чайковский «Патетическая» симфония, Чикагский симфонический оркестр, 1998
Бетховен, Пять концертов для фортепьяно с оркестром, Лондонский филармонический оркестр, Рубинштейн, 1975
Бетховен, Симфония № 9, Оркестр «Западно-восточный диван», 2006
Брамс, Немецкий реквием, Чикагский симфонический оркестр, Хэмпсон, Уильямс, 1993
Брукнер, Симфония № 7, Берлинская Штатскапелла, 2012
Вагнер, Нюрнбергские мейстерзингеры, Байройт, Холл, Зайферт, 1998 (DVD)
Вагнер, Парсифаль, Берлинский филармонический оркестр, ван Дам, В. Майер, 1991
Вагнер, Тангейзер, Берлинская Штатскапелла, Зайферт, В. Майер, 2001
Вагнер, Тристан и Изольда, Байройт, Колло, И. Майер, 1983 (DVD)
Вагнер, Тристан и Изольда, Байройт, Ерузалем, В. Майер, 1995 (DVD)
Верди, Аида, Берлинская опера, Варади, Паваротти, 1982
Верди, Отелло, Берлинская опера, Маги, Франц, 2003 (DVD)
Дебюсси, Послеполуденный отдых фавна, Море, Оркестр Парижа, 1981
Кориглиано, Симфония № 1, Чикагский Симфонический оркестр, 1990
Малер, Симфония № 5, Чикагский симфонический оркестр, 2000 (DVD)
Моцарт, Все концерты для фортепьяно с оркестром, Английский камерный оркестр (Баренбойм – ф-но и дир.), 1967-1974
Моцарт, Концерты для фортепьяно с оркестром (14–16), Берлинский филармонический оркестр (Баренбойм – ф-но и дир.), 1998
Моцарт, Концерты для фортепьяно с оркестром (20 –27), Берлинский филармонический оркестр (Баренбойм – ф-но и дир.), 1992
Моцарт, Женитьба Фигаро, Берлинский филармонический оркестр, Томлинсон, Бартоли, 1991
Моцарт, Так поступают все, Берлинский филармонический оркестр, Бартоли, Фурланетто, 1991
Равель, Дафнис и Хлоя, Испанская рапсодия, Болеро, Чикагский симфонический оркестр, 2006
Фуртвенглер, Симфония № 2, Чикагский симфонический оркестр, 2001
Штраус Р., Электра, Берлинская штатскапелла, Поласки, Майер, Бота, 1996
Элгар, Концерт для виолончели с оркестром, Картер, Концерт для виолончели с оркестром, Алиса Вейлерстейн (соло), Берлинская Штатскапелла, 2012

как пианиста:
Берг, Камерный концерт, Стравинский, Дамбартон Окс, Ансамбль ИнтерКонтемпориан, Пьер Булез, 1976
Бетховен, Сонаты для фортепьяно, 1980
Бетховен, Сонаты для фортепьяно (1 – 32), 1986-1989
Бетховен, Сонаты для виолончели и фортепьяно (1 – 5), дю Пре (виолончель), 1970
Брамс, Концерт для фортепьяно с оркестром № 2, Нью-йоркский филармонический оркестр, Зубин Мета, 1989
Брамс, Сонаты для виолончели и фортепьяно (1 – 2), дю Пре (виолончель), 1968
Брамс, Три сонаты для скрипки и фортепьяно, Перлман (скрипка), 1989
Мендельсон, Песни без слов, 1974
Моцарт, Сонаты для фортепьяно и скрипки, Ицхак Перлман (скрипка), 1984-1986
Моцарт, Сонаты для фортепьяно, 2000
Шопен, Концерты для фортепьяно с оркестром (1 – 2) , Берлинская Штатскапелла, Андрис Нельсонс, 2010
Шопен, Ноктюрны, 1982
Шопен, Ноктюрны, 1995
Шуман, Концерт для фортепьяно с оркестром ля-минор, Чайковский, Концерт для фортепьяно с оркестром №1, Мюнхенский филармонический оркестр, Серджу Челибидаке, 1991 (DVD)