Рихард Вагнер

Уж не знаю, почему, но о работах Вольфганга Вагнера, как и о работах Б.А.Покровского, принято говорить либо восторженно, либо хорошо, либо уважительно, либо никак. Но у меня почему-то не получается. Наверное, у мэтров оперной режиссуры есть работы, заслуживающие безоговорочного приятия, но мне на глаза почему-то ни одна из них не попадалась... Нынешний "Летучий голландец" был поставлен в Дрездене двадцать лет назад и сегодня представляет собой одно из самых блёклых и невыразительных сценических прочтений этого шедевра, чем вызывает законное недоумение: а как такое столько времени вообще на сцене протянуло?..  Сомнамбулическая статика постановки выматывает: все двигаются, словно в тумане, смотреть не на что, основные дуэты исполняются артистами в позиции "равняйсь на середину, руки по швам"... Ну монолог в таком истуканистом положении исполнить, пожалуй, еще можно, но дуэт... Отчаяния добавляет сценография: серо-сине-чёрно-бурое такое всё, как среднестатистическое представление о северной деревянно-скалистой натуре у дремучего крестьянина-оленевода... Серый задник, по нему анимационные тучи, электрические разряды молнии... Находка на находке... Я не настаиваю ни на проливном дожде, ни на девятибальном шторме, но хотя бы окошко в светёлке, где девушки над прялками горбатятся, можно же было нарисовать... что ж они бедные сидят-то - света дневного не видят... Но основное нагромождение постановочных нелепостей касается, как легко себе вообразить, культовых кульминаций сюжета и партитуры. Корабль Голландца причаливает под световой всплеск красного зарева, что хорошо, но выглядит огромной - в всю боковину сцены - занавеской, которая просто поворачивается по диагонали, как створка ворот: была занавеска - стал корабль. Причем если торговое судно Даланда изображено по сравнению с типовым дизайном детской песочницы весьма убедительно, то на его фоне абстрактное полотняное страшилище Голландца выглядит чудовищным танкером.Как эти несоразмерные конструкции "расплываются", нам не показывают, так как все антракты исполняются при закрытом занавесе (а сам спектакль идет с одним перерывом на шампанское после первой картины).  Вторая картина убивает портретом Голландца, который пускает искры из глаз с беспросветно мрачной стены. О том, что "классически" нелепый оперный расклад персонажей мы наблюдаем здесь во всей его комической неубедительности, даже говорить не нужно: тётушка Мэри сидит и "контролирует процесс" на самом что ни на есть первом плане спиной ко всем остальным участникам действия и вынуждена постоянно к ним оборачиваться, произнося свои реплики; Сента сидит спиной к зрителям и неподвижно, свесив руки по бокам, неотрывно смотрит на портрет; никто из присутствующих, кроме папы Даланда и Голландца, не пользуется входной дверью: Эрик входит в дом через левую кулису (может, там черный ход есть - специально для охотников?), девушки, узнав о прибытии моряков, тоже убегают не в дверь, а в левую кулису... Создается впечатление, что в Норвегии все дома либо имеют два входа-выходи, либо соединены между собой, как вагоны электрички... Во всяком случае, любое из этих допущений многое бы расставило по своим местам в данной постановке...  Третий акт - стал кульминацией всего режиссерского решения, выстроенного по принципу "от плохого к недопустимому": голландских моряков мы на сцене не видим вообще, а хор их звучит - через динамики... В этой связи совершенно неясно, почему вдруг разухабистая тема пьяных норвежцев сменяется грозным воем, от которого все разбегаются, а нос норвежского корабля-песочницы задом уползает в левую кулису (навреное, там слева, по мысли режиссёра, какой-то глобальный Notausgang). На заднем плане мы видим какую-то вертикальную матрицу, в которой должны быть угаданы, по-видимому, трюмы голландского "танкера", но на раз это бюджетное режиссерское решение не считывается.  Сента, конечно, ни в какой водоем в финале не прыгает, а уходит "от всех" и укладывается на тело Голландца (когда успел умереть Голландец, швырнувший перед расставанием за кулисы распятие, я, признаюсь, не углядел).. С охватывающей тоской, окутывавшей во время просмотра этого спектакля, бороться было просто невозможно, равно как и отделаться от мысли о том, что, скорее всего, именно такого рода "классические постановки" породили нездоровый ажиотаж вокруг навязчивого "режоперного" оживляжа на границе XX-XXI вв. P.S. Об исполнении. Оркестр Саксонской Штаатскапеллы под управлением Павла Балеффа вдумчиво и аккуратно артикулирует все пассажи и звучит намного тоньше и проникновеннее, чем солисты. Мужские голоса - безусловно, хорошие сами по себе, - совершенно не справляются с тесситурами своих партий. Михаель Эдер ровно выдерживает все характерные реплики Даланда, но теряется на главном переходе в диалоге с Голландцем "Wie? Hör ich recht? Mein Tochter sein Weib?" Сам Голландец в исполнении Юкки Расилайнена выглядит измотанным (особенно в эффэктном декольте, придуманном Райнхардом Хайнрихом - художником по костюмам), звучит надломленно: голос у Расилайнена крепкий и в середине, и в низу, верхние же форте, без которых эту партию вообще не споёшь, - сплошной крик.  Мартин Хомрих в партии Эрика звучит аккуратно, но неуверенно: верх шатается и "подсипывает", но, слава богу, не "петушится". Ярчайшее вокальное впечатление произвела Катерина Фостер в партии Сенты: стальной тембр, чистейшее интонирование, изумительно гладкие переходы между регистрами и чёткая артикуляция - ну всё, что надо для счастья, если бы не гренадерская внешность певицы... Папа ей по плечо, Голландец - по пояс... Один Эрик вроде бы с этой Сентой вровень, да и то, если приглядеться, Эриков хохолок на самом деле завершается где-то на уровне Сентиных бровей... В общем знатная барышня... Корабль на плаву остановит... P.P.S. Вообще дрезденцы как-то не очень тепло принимали спектакль, хотя, если судить по реакции этой публики на другие постановки, то можно не сильно ошибиться, предположив, что местная публика лишь чуть-чуть потемпераментнее московской... то есть почти ледяная :)