Копенгагенское "Кольцо" (2005-2006 г.) - "Валькирия"

0

 

Под басовый озноб вступления на сцене появляется современный интерьер хижины Хундинга, стены и потолок которой выложены грубой крупной керамической плиткой с выдавленным узором, частью которого является солярный крест свастики, и мы сразу узнаём время, в котором оказываемся. Зиглинде с тоской и тревогой смотрит на чью-то старую фотографию… За зашторенным окном сверкает молния и в доме появляется незнакомец: его левое предплечье в крови – он ранен. Знаменитые вагнеровские «паузы» обыгрываются Хольтеном посредством многозначительных взглядов и немых диалогов, и вот здесь любовь оператора к крупным планам как нельзя уместна.

   

В пальто с лисьим воротником и в костюме в редкую полоску появляется глыба Хундинга. Эта работа замечательного баса Стефена Миллинга, который в записи цикла исполнил также партию Фазольта. Двухметровый рост певца, грозная внешность, неспешные движения и свободно льющийся густой, но не тяжелый бас создают образ одного из лучших Хундингов, которых я видел (лучшим был, разумеется, Сальминен). Ребята не дружелюбно, но всё еще мирно выпивают до того момента, пока Хундинг не понимает, кто перед ним, и в бешенстве запускает в непрошенного гостя стакан с виски. Наполняя мужу другой, Зиглинде высыпает в него полкоробки таблеток. Супруги уходят, оставляя незнакомца одного в темноте. Прямо половником из кастрюли Вёльфинг утоляет голод. За панорамным окном сквозь мрак мы видим ствол дерева с блестящим в нём мечом.

  

Во время страстного дуэта Зигмунда стулом выбивает «стёкла» и крушит оконные перекладины, сцена разворачивается и брат с сестрой оказываются на иссиня-черной поляне, усыпанной красными цветами. Любимый всеми «скаковой» монолог Зигмунда «Siegmund heiss' ich und Siegmund bin ich!» в исполнении Стига Андерсена брызжет всеми положенными эмоциональными красками, а режиссёр преподносит нам еще один сюрприз: знаменитый «Нотунг! Нотунг!» из ствола ясеня вытаскивает Зиглинде: есть женщины в датских селеньях… Сделав полдела, под финальные аккорды первого акта освобожденные и вооруженные герои в обнимку заваливаются на выжженную лужайку.

 

В начале второго акта мы застаём Вотана в полосатом костюме за административной работой среди гигантских стеллажей. На переднем плане три белых гипсовых силуэта с буквами «F» на одном и «S» на двух других. Это «личные дела» героев первого акта. С культурным металлическим оттенком звучат "позывные" Брюнхильды в исполнении Ирэн Теорин: её героиня в атласном платье стального отлива с чёрными крыльями на спиной «во весь рост». Теорин прекрасно выражает задорный энтузиазм, но самым естественным и убедительным в её исполнении становится смена настроения, вызванная изменениями «политической конъюнктуры».

  

В стильном васильковом платье появляется Фрика (блестящая вокальная и актерская работа Ранди Штене). Последовательно, укол за уколом, упрёк за упрёком Фрика расплющивает расслабившегося супруга. Вотан в исполнении Джеймса Джонсона – певца, обладающего выразительным, но не сильно крупным для Вагнера голосом, - пытается противостоять сварливому напору супруги, но ничего по существу возразить не может…

  

Он приказывает дочери оставить Зигмунда без помощи, и на почерневшем лице Джонсона появляется выражение озлобленного унижения: Брюнхильда испытывает боль за отца и альтовыми оттенками влюбленных интонаций умоляет его не предавать самого себя. Блеск надежды в её глазах сменится изумлением лишь тогда, когда Вотан отойдет на безопасное расстояние и начнёт свой тоскливый монолог, в кульминационном моменте которого он сбросит с красного металлического подиума свой стол, а потом сорвет с правой руки черную перчатку и, закатав рукав рубашки, покажет дочери незаживающий ожог проклятого кольца нибелунга. Благословляя победу Хундинга, Вотан разбивает гипсовый силуэт мужчины с буквой «S» и в гневе обрушивается на дочь, которая пытается дерзко возмутиться унизительным предательством отца…

  

Среди древесных стволов и бутафорского синего тумана мы видим измученных беглецов. Зиглинде в бесчувственном бреду засыпает. Из мрака ночи (само собой, без коня) чёрно-белой тенью появляется Брюнхильда… Её предвестие сопровождается синим светом и мраком басов. Тени от стволов пересекают сцену. Просыпается Зиглинде и слышит диалог Зигмунда с вестницей смерти. Её глаза полны восторга, когда она узнает, что Зигмунд найдет в Валгалле отца. Диалог Брюнхильды с Зигмундом выстроен по всем правилам психологического взаимодействия человека осведомленного с человеком самонадеянным: вестница смерти усмехается наивной уверенности своего брата в силе меча, которым должен быть повержен Хундинг и который с грохотом вываливается из руки Зигмунда, когда Валькирия сообщает ему о решении Вотана. Зигмунд, словно обожженный, хватает себя за правое запястье: таким простым жестом создаётся объемный зрительный образ невидимой связи между Вотаном и его сыном… Зиглинде падает на колени и закрывает голову руками: отец отвернулся от них, теперь всё кончено. Мимика Брюнхильды заслуживает отдельного внимания: она в полном недоумении поднимает брови, потирает большим и указательным пальцами лоб, пожимает плечами и ходит в глубоком раздумье взад и вперед, покачивает головой, не в состоянии понять, как может такой герой даже после смерти отказываться от благ небесной Валгаллы!

 Так мало ценишь ты вечную радость?Так тебе дорога жена,в тоске бессильнойжалко упавшая здесь?Всё другое – ничто? Зигмунд в бешенстве набрасывается на Валькирию, обвиняя её в бесчувственности и лжи, и фактически отказывается от отца, называя его предателем: "Оставь глумленья и прочь улетай, дитя бездушных небес!" Безусловно, мощным психологическим ходом становится мизансцена, в которой Зигмунд замахивается не на спящую, а на бодрствующую Зиглинде, а Брюнхильда в последний момент хватает его за руку и обещает свою помощь. Родственники-супруги провожают свою сестру, уставшая от эмоций Зиглинде опять засыпает. Сценическое решение битвы Зигмунда с Хундингом – по-бытовому логично и безупречно во всех смыслах: «проспавшийся» Хундинг, прикрываемый шаблой «родичей», выбегает на сцену и хватает Зиглинде. Зигфрид пытается отбить у похитителей возлюбленную. Детальность проработки этой сцены настолько исчерпывающа, а смена мизансцен так стремительна, что, если бы не опереточная внешность главных героев, ценность её воздействия на зрителей была бы невыразимой. Вотан, явившись из ночной черноты левой кулисы, отталкивает непослушную Брюнхильду и взмахом копья раскалывает Нотунг на две части. Хундинг ударяет обезоруженного Зигмунда в спину ножом. Вотан в отчаянии отворачивается от раненого сына. Подхватив обломки меча и испуганную Зиглинде, Брюнхильда стремительно покидает сцену, пока Хундинг рассчитывается с «родней». Вотан подходит к умирающему Зигмунду, но тот в предсмертной агонии отшатывается от отца, как от дьявола, и только тут верховный бог понимает, что он на самом деле натворил! Обращение Вотана к Хундингу заканчивается не внезапной смертью последнего, а диким хохотом отомщенного дикаря. Хундинг уходит довольный, а Вотан, вспоминив о «предательнице»-Брюнхильде, не устремляется в погоню за дочерью, а швыряет копье, давясь слезами, опускается к трупу Зигмунда и прижимает к груди голову преданного им сына.

  

Полёт валькирий одна из самых выигрышных для режиссерских упражнений сцен во всем «Кольце», но мало кто из режиссёров готовы мириться с этой нехитрой истиной. Вершиной скалистой горы у Хольтена становится стеклянная мансарда с куполом, в которой с бутылкой шампанского в черных трико и золотистых кринолинах-"амазонках" резвятся валькирии. Медленно конструкция разворачивается «к лесу» передом, к зрителям задом, и мы оказываемся на крыше, устланной крупной черепицей и трупами солдат в немецких касках. Валькирии снимают с них смертники и озвучивают имена героев. Подолы у валькирий испачканы в крови, но кукольная румяность вестниц смерти в сочетании с униформным градуированным каре создают просто убийственный контраст. А если к этому добавить «заберцованную» кожаную шнурованную обувку девушек, так можно вообще рассудка лишиться.

 

Брюнхильда приводит Зиглинде, которую валькирии осматривают с нескрываемым презрением: она была с мужчиной! Фу, какой ужас! Напрасно умоляет Брюнхильда сестер о помощи. И даже известие о беременности Зиглинде не может их поколебать.Каким ошеломительным светом звучит в предсказании Брюнхильды тема Зигфрида!

  

Вотан появляется с чемоданом и произносит свой приговор, валькирии разлетаются, а стеклянная конструкция снова разворачивается интерьерной стороной к зрителю. Брюнхильда медленно опускается на пол, а Вотан забирает её черные крылья…

  

Надо ли говорить, что огонь вокруг стеклянной колбы вспыхивает натуральный?...