Назвать Вагнера искателем приключений, авантюристом не значит возводить на него хулу, если под чертой авантюризма понимать природную склонность к фантастическим решениям, к поступкам, последствия которых нельзя предвидеть, к риску, который предполагает в человеке безбрежный оптимизм. Ко всему этому Вагнер был склонен на протяжении всей жизни.

Вторая часть книги "Брамс, Вагнер, Верди"

1910г.

Возрождающаяся Россия должна создать театр Р.-Корсакова, подобно тому, как Германия в своё время создала театр Вагнера (Байрейт).

Мысль о сопоставлении Римского-Корсакова и Вагнера появилась в России сравнительно недавно: со времени создания Римским-Корсаковым “Сказания о Невидимом Граде Китеже и Деве Февронии”. В “Китеже” захотели увидеть русского “Парсифаля”, о котором в то время (1906г.) русские музыкальные круги знали, вообще говоря, более чем мало.

Если подойти к вопросу о генезисе подобной мысли, то едва ли мы ошибёмся, если скажем, что сравнение между Китежем и Парсифалем в корне своём имеет чувство, выраженное ещё Ломоносовым:

“И может собственных Платонов
И быстрых разумов Невтонов
Земля Российская рождать”.

Вагнер (Рихард Wagner). - В истории музыки этот германский композитор занимает весьма крупное место. Он один из тех немногих музыкальных деятелей XIX столетия, которые произвели своими операми сильное музыкальное движение во всех цивилизованных странах. В настоящее время подражание Вагнеру стало почти всеобщим, причем последователей, т.е. тех, которые приняли принципы Вагнера, стараясь при этом сохранить свой собственный музыкальный облик, гораздо менее, чем слепых подражателей. Из первых следует указать на Верди ("Отелло"), Массенэ, Серова. Вагнеризм в настоящее время вошел в такую моду; что у профанов это слово стало синонимом всего сложного и трудно понимаемого в музыке.

Если ставишь перед собой задачу выявить связи, переклички и, возможно, даже черты родства между Рихардом Вагнером и Александром Скрябиным, то это кажется на первый взгляд благодарной темой. Творчеству Вагнера, как и творчеству Скрябина, была свойственна явная склонность к гигантизму, оба художника были исполнены мессианским сознанием своего творческого предназначения, оба были визионерами и своим творчеством открыли для развития музыкального искусства новые перспективы, ведущие далеко в ХХ столетие.

Так уж случилось, что к Вагнеру, как ни к одному другому композитору, русская культура относилась с особым пристрастием. Оценочные полюса этого пристрастия постоянно менялись, и, как правило, на диаметрально противоположные. Были на то и внешние историко-политические причины и резоны художественно-эстетические. Но первопричина одна – масштаб и философская глубина творчества определили ту неординарную судьбу, которая постигла великого немецкого художника и его творческое наследие в нашем отечестве.