Валькирия

"Первый день" (вторая опера) тетралогии "Кольцо нибелунга" в трёх действиях.

Действующие лица:

Зигмунд (тенор)
Зиглинда (сопрано)
Хундинг, муж Зиглинды (бac)
Брунгильда, валькирия (сопрано)
Вотан, верховный бог (бас-баритон)
Фрикка, его жена (меццо-сопрано)

Валькирии:

Герхильда (сопрано)
Ортлинда (сопрано)
Вальтраута (меццо-сопрано)
Швертлейта (меццо-сопрано)
Хельмвига (сопрано)
Зигруна (меццо-сопрано)
Гримгерда (меццо-сопрано)
Росвейса (меццо-сопрано)

Время действия: древне-мифическое.

Место действия: Германия.

.
.
"Валькирия", без сомнения, самая вдохновенная и самая известная опера вагнеровского "Кольца" - собственно, единственная, которая часто ставится отдельно от всего цикла. И если рассматривать "Кольцо нибелунга" как предысторию и историю Зигфрида, то именно в этой части Вагнер перемешал больше всего первоисточников и вдобавок романтизировал их почти что до неузнаваемости. По поздним легендам о Зигфриде, его родители, Зигмунд и Зиглинда, вовсе не были ни братом и сестрой, ни беглецами от людей и богов - они были нормальные король с королевой, правившие своей небольшой страной долго и счастливо. В "Саге о Вельсунгах" инцест между братом (Сигмундом) и сестрой (Сигню) присутствует в самом начале, однако их сыну как раз не суждено было продолжить род Вельсунгов. Родителем Сигурда (Зигфрида) впоследствии становится только конунг Сигмунд, уже в старости взявший себе молодую жену. И надо сказать, что Вагнер не только очень удачно сконцентрировал сюжет в этой части, но и сделал из Зигмунда с Зиглиндой настоящих прекрасных героев, которым невозможно не сопереживать. В то время как их прототипы из "Саги" таких чувств не вызывают - не столько даже из-за забвения семейной морали, сколько из-за их шокирующей кровожадности.

Зигмунд и Зиглинда Полтора акта "Валькирии", где главенствуют Вельзунги, сложно с чем-то сравнивать. По романтическому накалу эта музыка превосходит даже "Тристана и Изольду", хотя вся история Зигмунда и Зиглинды умещается в полдня и одну ночь. Уже на следующий день происходит катастрофа и герои теряют друг друга. Но именно их рывок навстречу любви является эмоциональной кульминацией тетралогии и поворотной точкой от политичных миропостроений к горению человеческих чувств.

С Вотаном и Брунгильдой был поставлен не менее интересный сценарный эксперимент. Ни в одном из мифологических первоисточников Брунгильда не была валькирией и не имела отношения к богам. Она была вполне земной королевой, которая: а) обладала необычайной для женщины физической мощью; б) имела честолюбивую ссору с другой королевой, Кримхильдой. В "Песни о нибелунгах" это важный, но не большой эпизод. Двигателем дальнейшего сюжета там является не Брунгильда, а Кримхильда, роль которой частично отдана Вагнером Гутруне в "Гибели богов", а по большей части вообще опущена. В средневековых источниках нет прямых указаний и на предшествующее знакомство Брунгильды с Зигфридом или, тем более, с его родителями, Зигмундом и Зиглиндой. Намёки на возможность знакомства самого сильного героя и самой сильной королевы (до сватовства Гунтера к ней) присутствуют в "Песни о нибелунгах" в словах третьих лиц, но поведением Зигфрида и Брунгильды не подтверждаются. Эта тема начала обретать сколько-то последовательный характер только в существенно более поздних источниках, серьёзно разработана не была и всегда стояла неприкаянным особняком от канонических идей как "Песни", так и "Саги о Вельсунгах".

Вагнер с помощью некоторых логических и магических ходов блестяще сплавил все эти темы воедино, дав Брунгильде не только великолепную родословную, но и моральное право стать провозвестницей нового мира, на что ни один из женских персонажей древнегерманских саг не претендовал. Валькирии же и вовсе не обладали там личной волей, они действовали только во славу Вальгаллы - загробного царства для избранных героев, совсем не имевшего в виду установления высокой человеческой морали. Вагнеровская Брунгильда, превзойдя своего отца Вотана в любви, честности и справедливости, такое право получила. Её смелое заступничество за Зигмунда и Зиглинду, неминуемо предполагавшее суровую кару ослушнице со стороны отца, делает её моральным триумфатором и заставляет Вотана пересмотреть свои прошлые и дальнейшие приоритеты.

Что касается Вотана, то по эддическим сказаниям он был богом весьма прагматичным и не склонным к эмоциям. Вагнер же очеловечил своего персонажа совершенно - главным образом, подав его властный образ в сомнениях и в процессе самоосознания. В результате бог проигрывает там, где рассчитывал выиграть, и выигрывает там, где, кажется, не мог не проиграть. Он главный в здешней иерархии, он хранитель договоров, но события не поддаются его безусловному контролю, все кругом имеют собственные чувства, интересы и аргументы, противоречащие друг другу. Может ли гарант мирового порядка преодолеть свои охранительные амбиции, признать ошибки и найти в этом раздрае новый путь? По Вагнеру - может, если окажется способен передать в конце эстафету тем, кто лучше него. Это противоречит "божественной концепции", как и любой концепции охранителей собственной власти, и нет никакой "демократически-конкурентной" силы, которая могла бы заставить Верховного бога, по сути, отказаться от своей верховной роли. Однако вагнеровский Вотан - Человек, Деятель и Философ - находит на это силы.

Если на секунду забыть потрясающую музыку оперы, то многие деяния Верховного бога в "Валькирии" выглядят ещё более непродуманно и странно, чем в "Золоте Рейна", не говоря уже об их эгоистичности. Однако в том-то и дело, что эту музыку нельзя забыть! Один большой певец, сам певший партию Зигмунда, назвал "Валькирию" историей о простых человеческих чувствах. Другой человек, известный музыкальный критик - созданием нечеловеческого гения. И оба они правы. Вся палитра человеческих чувств нечеловеческого гения музыкально сконцентрирована здесь в роли Вотана, как ни в какой другой. Он наиболее сложный и амбивалентный персонаж всей тетралогии, проходящий в "Валькирии" самый неоднозначный и головокружительный этап своего развития. Можно только посочувствовать адептам чёрно-белого мира, не способным объединить в один образ решительной жесткости слов Вотана, отменяющих и карающих себя же вчерашние, с музыкально-чувственным тайфуном выразительных средств, щедро выданных Вагнером мятущемуся духу своего альтер эго. Можно - хотя и меньше - посочувствовать также тем, кто воспринимает "Валькирию" как историю сугубо семейную или, напротив, сугубо властную. Посочувствовать вообще можно много кому, но история Вотана писалась всё-таки, в первую очередь, для тех, кто готов воспринять её целиком - просто она написана гениально, поэтому даже частичное её восприятие уже даёт очень многое.

"Валькирия", как и всё "Кольцо нибелунга", написана преимущественно аллитерированным тоническим стихом (то есть с повторением начальных звуков, а в немецком языке начальные слоги являются, как правило, ударными). Однако, если при первой постановке "Золота Рейна" вагнеровские словесные изыски в этой "эддической" области весьма стимулировали острословие сатириков, то про "Валькирию" уже практически не шутили. Хотя при попытке прочитать, например, чудесную "Весеннюю песню Зигмунда" опять-таки забыв о музыке, то есть как самостоятельное поэтическое произведение - неминуемо возникает ощущение некой искусственности, упражнения по овладению форматом, которое и удалось-то только с формальной точки зрения. Впрочем, надо заметить, что в этой древней форме немецкого стиха и вообще преуспели немногие. Её сложная и жёсткая структура была, по-видимому, интересным и важным соревновательным моментом для поэтов раннего средневековья, однако большая часть их творений на современный взгляд не слишком поэтична. Так что в этом смысле Вагнер со своими аллитерациями, в сущности, даже не сел лужу - она была полна и без него. Другое дело, что его тексты из-за своего размера, по сравнению с той же "Эддой", читаются труднее. Но это - если их просто читать, а великий оперный либреттист Вагнер писал для великого оперного композитора Вагнера тексты, которые надо всё-таки не читать, а петь и слушать - и для этого они прекрасно подходят.

Вальгалла. По мотивам Хенделя
.

Обсуждение записей

Обсуждение постановок

Richard Wagner. Die Walküre. Libretto

PERSONEN:
SIEGMUND (Tenor)
HUNDING (Bass)
WOTAN (Bariton)
SIEGLINDE (Sopran)
BRÜNNHILDE (Sopran)
FRICKA (Mezzosopran)

DIE WALKÜREN:
HELMWIGE (Sopran)
GERHILDE (Sopran)
ORTLINDE (Sopran)
WALTRAUTE (Mezzosopran)
SIEGRUNE (Mezzosopran)
ROSSWEISSE (Mezzosopran)
GRIMGERDE (Alt)
SCHWERTLEITE (Alt)

1. Erster Aufzug ("Валькирия", либретто Рихарда Вагнера, первый акт)

ERSTER AUFZUG

VORSPIEL UND ERSTE SZENE
Siegmund, Sieglinde

Das Innere eines Wohnraumes. In der Mitte steht der Stamm einer mächtigen Esche, dessen stark erhabene Wurzeln sich weithin in den Erdboden verlieren; von seinem Wipfel ist der Baum durch ein gezimmertes Dach geschieden, welches so durchschnitten ist, dass der Stamm und die nach allen Seiten hin sich ausstreckenden Äste durch genau entsprechende Öffnungen hindurchgehen; von dem belaubten Wipfel wird angenommen, dass er sich über dieses Dach ausbreite. Um den Eschenstamm, als Mittelpunkt, ist nun ein Saal gezimmert; die Wände sind aus roh behauenem Holzwerk, hier und da mit geflochtenen und gewebten Decken behangen. Rechts im Vordergrunde steht der Herd, dessen Rauchfang seitwärts zum Dache hinausführt: hinter dem Herde befindet sich ein innerer Raum, gleich einem Vorratsspeicher, zu dem man auf einigen hölzernen Stufen hinaufsteigt: davor hängt, halb zurückgeschlagen, eine geflochtene Decke. Im Hintergrunde eine Eingangstür mit schlichtem Holzriegel. Links die Tür zu einem inneren Gemache, zu dem gleichfalls Stufen hinaufführen; weiter vornen auf derselben Seite ein Tisch mit einer breiten, an der Wand angezimmerten Bank dahinter und hölzernen Schemeln davor

Ein kurzes Orchestervorspiel von heftiger, stürmischer Bewegung leitet ein. Als der Vorhang aufgeht, öffnet Siegmund von aussen hastig die Eingangstür und tritt ein: es ist gegen Abend, starkes Gewitter, im Begriff, sich zu legen. Siegmund hält einen Augenblick den Riegel in der Hand und überblickt den Wohnraum: er scheint von übermässiger Anstrengung erschöpft; sein Gewand und Aussehen zeigen, dass er sich auf der Flucht befinde. Da er niemand gewahrt, schliesst er die Tür hinter sich, schreitet auf den Herd zu und wirft sich dort ermattet auf eine Decke von Bärenfell

SIEGMUND
Wes Herd dies auch sei, hier muss ich rasten.
Er sinkt zurück und bleibt einige Zeit regungslos ausgestreckt. Sieglinde tritt aus der Tür des inneren Gemaches; sie glaubte ihren Mann heimgekehrt: ihre ernste Miene zeigt sich dann verwundert, als sie einen Fremden am Herde ausgestreckt sieht

SIEGLINDE
noch im Hintergrunde
Ein fremder Mann? Ihn muss ich fragen.
Sie tritt ruhig einige Schritte näher
Wer kam ins Haus und liegt dort am Herd?
Da Siegmund sich nicht regt, tritt sie noch etwas näher und betrachtet ihn
Müde liegt er, von Weges Müh'n.
Schwanden die Sinne ihm? Wäre er siech?
Sie neigt sich zu ihm herab und lauscht
Noch schwillt ihm der Atem; das Auge nur schloss er. -
Mutig dünkt mich der Mann, sank er müd' auch hin.

SIEGMUND
fährt jäh mit dem Haupt in die Höhe
Ein Quell! Ein Quell!

SIEGLINDE
Erquickung schaff' ich.
Sie nimmt schnell ein Trinkhorn und geht damit aus dem Hause. Sie kommt zurück und reicht das gefüllte Trinkhorn Siegmund
Labung biet' ich dem lechzenden Gaumen:
Wasser, wie du gewollt.
Siegmund trinkt und reicht ihr das Horn zurück. Als er ihr mit dem Haupte Dank zuwinkt, haftet sein Blick mit steigender Teilnahme an ihren Mienen

SIEGMUND
Kühlende Labung gab mir der Quell,
des Müden Last machte er leicht:
erfrischt ist der Mut,
das Aug' erfreut des Sehens selige Lust.
Wer ist's, der so mir es labt?

SIEGLINDE
Dies Haus und dies Weib sind Hundings Eigen;
gastlich gönn' er dir Rast: harre, bis heim er kehrt!

SIEGMUND
Waffenlos bin ich:
dem wunden Gast wird dein Gatte nicht wehren.

SIEGLINDE
mit besorgter Hast
Die Wunden weise mir schnell!

SIEGMUND
schüttelt sich und springt lebhaft vom Lager zum Sitz auf
Gering sind sie, der Rede nicht wert;
noch fügen des Leibes Glieder sich fest.
Hätten halb so stark wie mein Arm
Schild und Speer mir gehalten,
nimmer floh ich dem Feind,
doch zerschellten mir Speer und Schild.
Der Feinde Meute hetzte mich müd',
Gewitterbrunst brach meinen Leib;
doch schneller, als ich der Meute,
schwand die Müdigkeit mir:
sank auf die Lider mir Nacht;
die Sonne lacht mir nun neu.

SIEGLINDE
geht nach dem Speicher, füllt ein Horn mit Met und reicht es Siegmund mit freundlicher Bewegtheit
Des seimigen Metes süssen Trank
mög'st du mir nicht verschmähn.

SIEGMUND
Schmecktest du mir ihn zu?

Sieglinde nippt am Horne und reicht es ihm wieder. Siegmund tut einen langen Zug, indem er den Blick mit wachsender Wärme auf sie heftet. Er setzt so das Horn ab und lässt es langsam sinken, während der Ausdruck seiner Miene in starke Ergriffenheit übergeht. Er seufzt tief auf und senkt den Blick düster zu Boden

SIEGMUND
mit bebender Stimme
Einen Unseligen labtest du:
Unheil wende der Wunsch von dir!
Er bricht schnell auf, um fortzugehen
Gerastet hab' ich und süss geruht.
Weiter wend' ich den Schritt.
er geht nach hinten

SIEGLINDE
lebhaft sich umwendend
Wer verfolgt dich, dass du schon fliehst?

SIEGMUND
von ihrem Rufe gefesselt, wendet sich wieder; langsam und düster
Misswende folgt mir, wohin ich fliehe;
Misswende naht mir, wo ich mich neige. -
Dir, Frau, doch bleibe sie fern!
Fort wend' ich Fuss und Blick.
Er schreitet schnell bis zur Tür und hebt den Riegel

SIEGLINDE
in heftigem Selbstvergessen ihm nachrufend
So bleibe hier!
Nicht bringst du Unheil dahin,
wo Unheil im Hause wohnt!

Siegmund bleibt tief erschüttert stehen; er forscht in Sieglindes Mienen; diese schlägt verschämt und traurig die Augen nieder. Langes Schweigen

SIEGMUND
kehrt zurück
Wehwalt hiess ich mich selbst:
Hunding will ich erwarten.

Er lehnt sich an den Herd; sein Blick haftet mit ruhiger und entschlossener Teilnahme an Sieglinde; diese hebt langsam das Auge wieder zu ihm auf. Beide blicken sich in langem Schweigen mit dem Ausdruck tiefster Ergriffenheit in die Augen

ZWEITE SZENE
Die Vorigen, Hunding

Sieglinde fährt plötzlich auf, lauscht und hört Hunding, der sein Ross aussen zum Stall führt. Sie geht hastig zur Tür und öffnet; Hunding, gewaffnet mit Schild und Speer, tritt ein und hält unter der Tür, als er Siegmund gewahrt. Hunding wendet sich mit einem ernst fragenden Blick an Sieglinde

SIEGLINDE
dem Blicke Hundings entgegnend
Müd am Herd fand ich den Mann:
Not führt' ihn ins Haus.

HUNDING
Du labtest ihn?

SIEGLINDE
Den Gaumen letzt' ich ihm, gastlich sorgt' ich sein!

SIEGMUND
der ruhig und fest Hunding beobachtet
Dach und Trank dank' ich ihr:
willst du dein Weib drum schelten?

HUNDING
Heilig ist mein Herd: -
heilig sei dir mein Haus!
er legt seine Waffen ab und übergibt sie Sieglinde. Zu Sieglinde
Rüst' uns Männern das Mahl!
Sieglinde hängt die Waffen an Ästen des Eschenstammes auf, dann holt sie Speise und Trank aus dem Speicher und rüstet auf dem Tische das Nachtmahl. Unwillkürlich heftet sie wieder den Blick auf Siegmund. Hunding misst scharf und verwundert Siegmunds Züge, die er mit denen seiner Frau vergleicht; für sich
Wie gleicht er dem Weibe!
Der gleissende Wurm glänzt auch ihm aus dem Auge.
er birgt sein Befremden und wendet sich wie unbefangen zu Siegmund
Weit her, traun, kamst du des Wegs;
ein Ross nicht ritt, der Rast hier fand:
welch schlimme Pfade schufen dir Pein?

SIEGMUND
Durch Wald und Wiese, Heide und Hain,
jagte mich Sturm und starke Not:
nicht kenn' ich den Weg, den ich kam.
Wohin ich irrte, weiss ich noch minder:
Kunde gewänn' ich des gern.

HUNDING
am Tische und Siegmund den Sitz bietend
Des Dach dich deckt, des Haus dich hegt,
Hunding heisst der Wirt;
wendest von hier du nach West den Schritt,
in Höfen reich hausen dort Sippen,
die Hundings Ehre behüten.
Gönnt mir Ehre mein Gast,
wird sein Name nun mir gennant.

Siegmund, der sich am Tisch niedergesetzt, blickt nachdenklich vor sich hin. Sieglinde, die sich neben Hunding, Siegmund gegenüber, gesetzt, heftet ihr Auge mit auffallender Teilnahme und Spannung auf diesen

HUNDING
der beide beobachtet
Trägst du Sorge, mir zu vertraun,
der Frau hier gib doch Kunde:
sieh, wie gierig sie dich frägt!

SIEGLINDE
unbefangen und teilnahmsvoll
Gast, wer du bist, wüsst' ich gern.

SIEGMUND
blickt auf, sieht ihr in das Auge und beginnt ernst
Friedmund darf ich nicht heissen;
Frohwalt möcht' ich wohl sein:
doch Wehwalt musst ich mich nennen.
Wolfe, der war mein Vater;
zu zwei kam ich zur Welt,
eine Zwillingsschwester und ich.
Früh schwanden mir Mutter und Maid.
Die mich gebar und die mit mir sie barg,
kaum hab' ich je sie gekannt.
Wehrlich und stark war Wolfe;
der Feinde wuchsen ihm viel.
Zum Jagen zog mit dem Jungen der Alte:
Von Hetze und Harst einst kehrten wir heim:
da lag das Wolfsnest leer.
Zu Schutt gebrannt der prangende Saal,
zum Stumpf der Eiche blühender Stamm;
erschlagen der Mutter mutiger Leib,
verschwunden in Gluten der Schwester Spur:
uns schuf die herbe Not
der Neidinge harte Schar.
Geächtet floh der Alte mit mir;
lange Jahre lebte der Junge
mit Wolfe im wilden Wald:
manche Jagd ward auf sie gemacht;
doch mutig wehrte das Wolfspaar sich.
zu Hunding gewandt
Ein Wölfing kündet dir das,
den als "Wölfing" mancher wohl kennt.

HUNDING
Wunder und wilde Märe kündest du, kühner Gast,
Wehwalt - der Wölfing!
Mich dünkt, von dem wehrlichen Paar
vernahm ich dunkle Sage,
kannt' ich auch Wolfe und Wölfing nicht.

SIEGLINDE
Doch weiter künde, Fremder:
wo weilt dein Vater jetzt?

SIEGMUND
Ein starkes Jagen auf uns stellten die Neidinge an:
der Jäger viele fielen den Wölfen,
in Flucht durch den Wald
trieb sie das Wild.
Wie Spreu zerstob uns der Feind.
Doch ward ich vom Vater versprengt;
seine Spur verlor ich, je länger ich forschte:
eines Wolfes Fell nur
traf ich im Forst;
leer lag das vor mir, den Vater fand ich nicht.
Aus dem Wald trieb es mich fort;
mich drängt' es zu Männern und Frauen.
Wieviel ich traf, wo ich sie fand,
ob ich um Freund', um Frauen warb,
immer doch war ich geächtet:
Unheil lag auf mir.
Was Rechtes je ich riet, andern dünkte es arg,
was schlimm immer mir schien,
andre gaben ihm Gunst.
In Fehde fiel ich, wo ich mich fand,
Zorn traf mich, wohin ich zog;
gehrt' ich nach Wonne, weckt' ich nur Weh':
drum musst' ich mich Wehwalt nennen;
des Wehes waltet' ich nur.

Er sieht zu Sieglinde auf und gewahrt ihren teilnehmenden Blick

HUNDING
Die so leidig Los dir beschied,
nicht liebte dich die Norn':
froh nicht grüsst dich der Mann,
dem fremd als Gast du nahst.

SIEGLINDE
Feige nur fürchten den, der waffenlos einsam fährt! -
Künde noch, Gast,
wie du im Kampf zuletzt die Waffe verlorst!

SIEGMUND
immer lebhafter
Ein trauriges Kind rief mich zum Trutz:
vermählen wollte der Magen Sippe
dem Mann ohne Minne die Maid.
Wider den Zwang zog ich zum Schutz,
der Dränger Tross traf ich im Kampf:
dem Sieger sank der Feind.
Erschlagen lagen die Brüder:
die Leichen umschlang da die Maid,
den Grimm verjagt' ihr der Gram.
Mit wilder Tränen Flut betroff sie weinend die Wal:
um des Mordes der eignen Brüder
klagte die unsel'ge Braut.
Der Erschlagnen Sippen stürmten daher;
übermächtig ächzten nach Rache sie;
rings um die Stätte ragten mir Feinde.
Doch von der Wal wich nicht die Maid;
mit Schild und Speer schirmt' ich sie lang',
bis Speer und Schild im Harst mir zerhaun.
Wund und waffenlos stand ich -
sterben sah ich die Maid:
mich hetzte das wütende Heer -
auf den Leichen lag sie tot.
mit einem Blicke voll schmerzlichen Feuers auf Sieglinde
Nun weisst du, fragende Frau,
warum ich Friedmund nicht heisse!

Er steht auf und schreitet auf den Herd zu. Sieglinde blickt erbleichend und tief erschüttert zu Boden

HUNDING
erhebt sich, sehr finster
Ich weiss ein wildes Geschlecht,
nicht heilig ist ihm, was andern hehr:
verhasst ist es allen und mir.
Zur Rache ward ich gerufen,
Sühne zu nehmen für Sippenblut:
zu spät kam ich, und kehrte nun heim,
des flücht'gen Frevlers Spur im eignen Haus zu erspähn. -
Er geht herab
Mein Haus hütet, Wölfing, dich heut';
für die Nacht nahm ich dich auf;
mit starker Waffe doch wehre dich morgen;
zum Kampfe kies' ich den Tag:
für Tote zahlst du mir Zoll.

Sieglinde schreitet mit besorgter Gebärde zwischen die beiden Männer vor

HUNDING
barsch
Fort aus dem Saal! Säume hier nicht!
Den Nachttrunk rüste mir drin und harre mein' zur Ruh'.

Sieglinde steht eine Weile unentschieden und sinnend. Sie wendet sich langsam und zögernden Schrittes nach dem Speicher. Dort hält sie wieder an und bleibt, in Sinnen verloren, mit halb abgewandtem Gesicht stehen. Mit ruhigem Entschluss öffnet sie den Schrein, füllt ein Trinkhorn und schüttet aus einer Büchse Würze hinein. Dann wendet sie das Auge auf Siegmund, um seinem Blicke zu begegnen, den dieser fortwährend auf sie heftet. Sie gewahrt Hundings Spähen und wendet sich sogleich zum Schlafgemach. Auf den Stufen kehrt sie sich noch einmal um, heftet das Auge sehnsuchtsvoll auf Siegmund und deutet mit dem Blicke andauernd und mit sprechender Bestimmtheit auf eine Stelle am Eschenstamme. Hunding fährt auf und treibt sie mit einer heftigen Gebärde zum Fortgehen an. Mit einem letzten Blick auf Siegmund geht sie in das Schlafgemach und schliesst hinter sich die Türe

HUNDING
nimmt seine Waffen vom Stamme herab
Mit Waffen wehrt sich der Mann.
Im Abgehen sich zu Siegmund wendend
Dich Wölfing treffe ich morgen;
mein Wort hörtest du, hüte dich wohl!

Er geht mit den Waffen in das Gemach; man hört ihn von innen den Riegel schliessen

DRITTE SZENE
Siegmund, Sieglinde

Siegmund allein. Es ist vollständig Nacht geworden; der Saal ist nur noch von einem schwachen Feuer im Herde erhellt. Siegmund lässt sich, nah beim Feuer, auf dem Lager nieder und brütet in grosser innerer Aufregung eine Zeitlang schweigend vor sich hin

SIEGMUND
Ein Schwert verhiess mir der Vater,
ich fänd' es in höchster Not.
Waffenlos fiel ich in Feindes Haus;
seiner Rache Pfand, raste ich hier: -
ein Weib sah ich, wonnig und hehr:
entzückend Bangen zehrt mein Herz.
Zu der mich nun Sehnsucht zieht,
die mit süssem Zauber mich sehrt,
im Zwange hält sie der Mann,
der mich Wehrlosen höhnt!
Wälse! Wälse! Wo ist dein Schwert?
Das starke Schwert,
das im Sturm ich schwänge,
bricht mir hervor aus der Brust,
was wütend das Herz noch hegt?
Das Feuer bricht zusammen; es fällt aus der aufsprühenden Glut plötzlich ein greller Schein auf die Stelle des Eschenstammes, welche Sieglindes Blick bezeichnet hatte und an der man jetzt deutlich einen Schwertgriff haften sieht
Was gleisst dort hell im Glimmerschein?
Welch ein Strahl bricht aus der Esche Stamm?
Des Blinden Auge leuchtet ein Blitz:
lustig lacht da der Blick.
Wie der Schein so hehr das Herz mir sengt!
Ist es der Blick der blühenden Frau,
den dort haftend sie hinter sich liess,
als aus dem Saal sie schied?
von hier an verglimmt das Herdfeuer allmählich
Nächtiges Dunkel deckte mein Aug',
ihres Blickes Strahl streifte mich da:
Wärme gewann ich und Tag.
Selig schien mir der Sonne Licht;
den Scheitel umgliss mir ihr wonniger Glanz -
bis hinter Bergen sie sank.
Ein neuer schwacher Aufschein des Feuers
Noch einmal, da sie schied,
traf mich abends ihr Schein;
selbst der alten Esche Stamm
erglänzte in goldner Glut:
da bleicht die Blüte, das Licht verlischt;
nächtiges Dunkel deckt mir das Auge:
tief in des Busens Berge glimmt nur noch lichtlose Glut.

Das Feuer ist gänzlich verloschen: volle Nacht. Das Seitengemach öffnet sich leise: Sieglinde, in weissem Gewande, tritt heraus und schreitet leise, doch rasch, auf den Herd zu

SIEGLINDE
Schläfst du, Gast?

SIEGMUND
freudig überrascht aufspringend
Wer schleicht daher?

SIEGLINDE
mit geheimnisvoller Hast
Ich bin's: höre mich an!
In tiefem Schlaf liegt Hunding;
ich würzt' ihm betäubenden Trank:
nütze die Nacht dir zum Heil!

SIEGMUND
hitzig unterbrechend
Heil macht mich dein Nah'n!

SIEGLINDE
Eine Waffe lass mich dir weisen: o wenn du sie gewännst!
Den hehrsten Helden dürft' ich dich heissen:
dem Stärksten allein ward sie bestimmt.
O merke wohl, was ich dir melde!
Der Männer Sippe sass hier im Saal,
von Hunding zur Hochzeit geladen:
er freite ein Weib,
das ungefragt Schächer ihm schenkten zur Frau.
Traurig sass ich, während sie tranken;
ein Fremder trat da herein:
ein Greis in blauem Gewand;
tief hing ihm der Hut,
der deckt' ihm der Augen eines;
doch des andren Strahl, Angst schuf es allen,
traf die Männer sein mächtiges Dräu'n:
mir allein weckte das Auge
süss sehnenden Harm,
Tränen und Trost zugleich.
Auf mich blickt' er und blitzte auf jene,
als ein Schwert in Händen er schwang;
das stiess er nun in der Esche Stamm,
bis zum Heft haftet' es drin:
dem sollte der Stahl geziemen,
der aus dem Stamm es zög'.
Der Männer alle, so kühn sie sich mühten,
die Wehr sich keiner gewann;
Gäste kamen und Gäste gingen,
die stärksten zogen am Stahl -
keinen Zoll entwich er dem Stamm:
dort haftet schweigend das Schwert. -
Da wusst' ich, wer der war,
der mich Gramvolle gegrüsst; ich weiss auch,
wem allein im Stamm das Schwert er bestimmt.
O fänd' ich ihn hier und heut', den Freund;
käm' er aus Fremden zur ärmsten Frau.
Was je ich gelitten in grimmigem Leid,
was je mich geschmerzt in Schande und Schmach, -
süsseste Rache sühnte dann alles!
Erjagt hätt' ich, was je ich verlor,
was je ich beweint, wär' mir gewonnen,
fänd' ich den heiligen Freund,
umfing' den Helden mein Arm!

SIEGMUND
mit Glut Sieglinde umfassend
Dich selige Frau hält nun der Freund,
dem Waffe und Weib bestimmt!
Heiss in der Brust brennt mir der Eid,
der mich dir Edlen vermählt.
Was je ich ersehnt, ersah ich in dir;
in dir fand ich, was je mir gefehlt!
Littest du Schmach,
und schmerzte mich Leid;
war ich geächtet, und warst du entehrt:
freudige Rache lacht nun den Frohen!
Auf lach' ich in heiliger Lust,
halt' ich dich Hehre umfangen,
fühl' ich dein schlagendes Herz!

Die grosse Türe springt auf

SIEGLINDE
fährt erschrocken zusammen und reisst sich los
Ha, wer ging? Wer kam herein?

Die Tür bleibt weit geöffnet: aussen herrliche Frühlingsnacht; der Vollmond leuchtet herein und wirft sein helles Licht auf das Paar, das so sich plötzlich in voller Deutlichkeit wahrnehmen kann

SIEGMUND
in leiser Entzückung
Keiner ging - doch einer kam:
siehe, der Lenz lacht in den Saal!
Siegmund zieht Sieglinde mit sanfter Gewalt zu sich auf das Lager, so dass sie neben ihm zu sitzen kommt, Wachsende Helligkeit des Mondscheines
Winterstürme wichen
dem Wonnemond,
in mildem Lichte leuchtet der Lenz;
auf linden Lüften leicht und lieblich,
Wunder webend er sich wiegt;
durch Wald und Auen weht sein Atem,
weit geöffnet lacht sein Aug': -
aus sel'ger Vöglein Sange süss er tönt,
holde Düfte haucht er aus;
seinem warmen Blut entblühen wonnige Blumen,
Keim und Spross entspringt seiner Kraft.
Mit zarter Waffen Zier bezwingt er die Welt;
Winter und Sturm wichen der starken Wehr:
wohl musste den tapfern Streichen
die strenge Türe auch weichen,
die trotzig und starr uns trennte von ihm. -
Zu seiner Schwester schwang er sich her;
die Liebe lockte den Lenz:
in unsrem Busen barg sie sich tief;
nun lacht sie selig dem Licht.
Die bräutliche Schwester befreite der Bruder;
zertrümmert liegt, was je sie getrennt:
jauchzend grüsst sich das junge Paar:
vereint sind Liebe und Lenz!

SIEGLINDE
Du bist der Lenz, nach dem ich verlangte
in frostigen Winters Frist.
Dich grüsste mein Herz mit heiligem Grau'n,
als dein Blick zuerst mir erblühte.
Fremdes nur sah ich von je,
freudlos war mir das Nahe.
Als hätt' ich nie es gekannt, war, was immer mir kam.
Doch dich kannt' ich deutlich und klar:
als mein Auge dich sah,
warst du mein Eigen;
was im Busen ich barg, was ich bin,
hell wie der Tag taucht' es mir auf,
o wie tönender Schall schlug's an mein Ohr,
als in frostig öder Fremde
zuerst ich den Freund ersah.

Sie hängt sich entzückt an seinen Hals und blickt ihm nahe ins Gesicht

SIEGMUND
mit Hingerissenheit
O süsseste Wonne!
O seligstes Weib!

SIEGLINDE
dicht an seinen Augen
O lass in Nähe zu dir mich neigen,
dass hell ich schaue den hehren Schein,
der dir aus Aug' und Antlitz bricht
und so süss die Sinne mir zwingt.

SIEGMUND
Im Lenzesmond leuchtest du hell;
hehr umwebt dich das Wellenhaar:
was mich berückt, errat' ich nun leicht,
denn wonnig weidet mein Blick.

SIEGLINDE
schlägt ihm die Locken von der Stirn zurück und betrachtet ihn staunend
Wie dir die Stirn so offen steht,
der Adern Geäst in den Schläfen sich schlingt!
Mir zagt es vor der Wonne, die mich entzückt!
Ein Wunder will mich gemahnen:
den heut' zuerst ich erschaut,
mein Auge sah dich schon!

SIEGMUND
Ein Minnetraum gemahnt auch mich:
in heissem Sehnen sah ich dich schon!

SIEGLINDE
Im Bach erblickt' ich mein eigen Bild -
und jetzt gewahr' ich es wieder:
wie einst dem Teich es enttaucht,
bietest mein Bild mir nun du!

SIEGMUND
Du bist das Bild,
das ich in mir barg.

SIEGLINDE
den Blick schnell abwendend
O still! Lass mich der Stimme lauschen:
mich dünkt, ihren Klang
hört' ich als Kind.
aufgeregt
Doch nein! Ich hörte sie neulich,
als meiner Stimme Schall
mir widerhallte der Wald.

SIEGMUND
O lieblichste Laute,
denen ich lausche!

SIEGLINDE
ihm wieder in die Augen spähend
Deines Auges Glut erglänzte mir schon:
so blickte der Greis grüssend auf mich,
als der Traurigen Trost er gab.
An dem Blick erkannt' ihn sein Kind -
schon wollt' ich beim Namen ihn nennen!
Sie hält inne und fährt dann leise fort
Wehwalt heisst du fürwahr?

SIEGMUND
Nicht heiss' ich so, seit du mich liebst:
nun walt' ich der hehrsten Wonnen!

SIEGLINDE
Und Friedmund darfst du
froh dich nicht nennen?

SIEGMUND
Nenne mich du, wie du liebst, dass ich heisse:
den Namen nehm' ich von dir!

SIEGLINDE
Doch nanntest du Wolfe den Vater?

SIEGMUND
Ein Wolf war er feigen Füchsen!
Doch dem so stolz strahlte das Auge,
wie, Herrliche, hehr dir es strahlt,
der war: - Wälse genannt.

SIEGLINDE
ausser sich
War Wälse dein Vater, und bist du ein Wälsung,
stiess er für dich sein Schwert in den Stamm,
so lass mich dich heissen, wie ich dich liebe:
Siegmund - so nenn' ich dich!

SIEGMUND
springt auf den Stamm zu und fasst den Schwertgriff
Siegmund heiss' ich und Siegmund bin ich!
Bezeug' es dies Schwert, das zaglos ich halte!
Wälse verhiess mir, in höchster Not
fänd' ich es einst: ich fass' es nun!
Heiligster Minne höchste Not,
sehnender Liebe sehrende Not
brennt mir hell in der Brust,
drängt zu Tat und Tod:
Notung! Notung! So nenn' ich dich, Schwert -
Notung! Notung! Neidlicher Stahl!
Zeig' deiner Schärfe schneidenden Zahn:
heraus aus der Scheide zu mir!
Er zieht mit einem gewaltigen Zuck das Schwert aus dem Stamme und zeigt es der von Staunen und Entzücken erfassten Sieglinde
Siegmund, den Wälsung, siehst du, Weib!
Als Brautgabe bringt er dies Schwert:
so freit er sich
die seligste Frau;
dem Feindeshaus entführt er dich so.
Fern von hier folge mir nun,
fort in des Lenzes lachendes Haus:
dort schützt dich Notung, das Schwert,
wenn Siegmund dir liebend erlag!

Er hat sie umfasst, um sie mit sich fortzuziehen

SIEGLINDE
reisst sich in höchster Trunkenheit von ihm los und stellt sich ihm gegenüber
Bist du Siegmund, den ich hier sehe,
Sieglinde bin ich, die dich ersehnt:
die eigne Schwester
gewannst du zu eins mit dem Schwert!

SIEGMUND
Braut und Schwester bist du dem Bruder -
so blühe denn, Wälsungen-Blut!

Er zieht sie mit wütender Glut an sich; sie sinkt mit einem Schrei an seine Brust. Der Vorhang fällt schnell

Валькирия. Перевод В.Коломийцева. Акт I

Валькирия
Певый день
торжественного сценического представления
"Кольцо Нибелунга"
Акт I

Внутренность жилища.

Посреди сцены возвышается ствол могучего ясеня, корни которого, сильно выступая и широко разбросавшись, уходят в земляной пол. Срубчатый потолок скрывает вершину дерева, причем как самый, ствол, так и распростершиеся во вей стороны ветви проходят сквозь точно подогнанные отверстия потолка; предполагается, таким образом, что густолиственная вершина ясеня раскинулась уже над крышею. Ствол является центром постройки ("зала"); грубо обтесанные бревна и доски стен там и сям завешаны плетеными и ткаными коврами. Справа на переднем план — очаг; его дымовая труба по стене уходит в крышу. Позади очага находится нечто вроде внутренней кладовой, к которой ведут несколько деревянных ступенек; перед этим помещением висит плетеный ковер, наполовину отдернутый. На заднем плане — большая входная дверь с простым деревянным затвором. Слева — дверь во внутреннюю комнату, куда тоже ведут ступеньки; с той же стороны, но на переднем плане, стоит стол; за ним — широкая лавка, вделанная в стену; перед столом — деревянные скамейки. Занавес подымается после бурно стремительного оркестрового вступления. Сцена остается некоторое время пустой. Затем, поспешно отворяя снаружи входную дверь, появляется Зигмунд. — День клонится к вечеру; разыгравшаяся на дворе сильная буря мало-по-малу совершенно утихает. — Зигмунд, еще держась рукой за дверной засов, оглядывает жилище; он кажется изнуренным от чрезмерного напряжения сил; его одежда и весь внешний вид показывают, что он спасается бегством. — Не видя никого, он затворяет за собою дверь, с крайним усилием смертельно усталого человека направляется к очагу и бросается на разостланную перед ним медвежью шкуру.

Зигмунд
Сюда, к очагу, —
чей бы он ни был!

Он падает навзничь и лежит без движения — Из внутренней комнаты выходит на сцену Зиглинда: она слышала шум и думала, что вернулся домой ее муж. Серьезное лицо молодой женщины принимает выражение удивления, когда она видит чужого человека, распростертого у очага.

Зиглинда
(оставаясь еще на заднем плане)
Какой-то гость?
Узнаю, кто он...

(Она спокойно подходит немного ближе.)

Кто в дом вошел
и лег у огня?

(Так как Зигмунд не шевелится, она подходит еще ближе и разглядывает гостя.)

Трудный путь
утомил его...
Как неподвижен он!
Может быть, мертв?

(Она наклоняется над ним и прислушивается.)

Нет, слышно дыханье, —
глаза лишь закрыты...
Гордым кажется он,
но лишился чувств...

Зигмунд
(внезапно подымая голову)
Родник! Родник!

Зиглнида
Питья он хочет...

(Она поспешно берет рог для питья и выходит с ним из дому, затем возвращается и подает Зигмунду наполненный рог.)

Жгучей жажде
прохладу несу я, —
воду, как ты хотел...

Зигмунд пьет и передает ей рог обратно. Кивком головы поблагодарив Зиглинду, он с возрастающим участием вглядывается в ее черты.

Зигмунд
Бодрую свежесть
дал мне родник,—
невзгоды гнет
он облегчил:
мой дух просветлел,
глазам опять
блаженство зренья дано...
Скажи, кто так мне помог?

Зиглинда
Жильем и женой
владеет Хундинг;
ты сегодня наш гость:
мужа дождись со мной!

Зигмунд
Я безоружен,
устал от ран
и ему не опасен...

Зиглинда
(с озабоченной поспешностью)
Мне раны скорей покажи!

Зигмунд
(встряхивается и быстро принимает сидячее положение)
О, нет! Полно!
Ничтожны они,
и крепки еще
все члены мои!
Если б так,
как эта рука,
твердо было оружье, —
я бежать бы не стал;
но сломились копье и щит!
Меня травила
стая врагов,
грозой я был
смят и разбит;
но быстрее,
чем я от своры,
боль бежит от меня:
ночь затмевала мой взор,—
но день смеется мне вновь!

Зиглинда идет в кладовую, наполняет рог медом и с приветливым волнением подает напиток Зигмунду.

Зиглинда
Душистого меда
выпить рог —
мне не откажет гость...

Зигмунд
Но отведай и ты...

Зиглинда отпивает немного и снова подает рог Зигмунду; последний, с возрастающей теплотой глядя на Зиглинду, делает большой глоток. Потом, отняв рог от губ, он медленно роняет его. Лицо гостя выражает глубокое волнение. Некоторое время оба молчат. Зигмунд тяжело вздыхает и уныло потупляет взор.

Зигмунд
(дрожащим голосом)
Пожалела ты несчастливого:
(пылко)
да не тронет беда тебя!
(Он быстро встает.)
Прошла усталость,
я бодр опять:
дальше в путь я иду!

(Он делает несколько шагов в глубину сцены.)

Зиглинда
(живо оборачиваясь к нему)
Ты бежишь... Кто гонит тебя?

Зигмунд
(словно очарованный ее призывом, останавливается;
медленно и мрачно)
Несчастье всюду
рыщет за мною;
Несчастье входит
в дом, где я кроюсь...
Но твой дом должен быть свят!
Я расстаюсь с тобой!

(Он быстро идет к двери и подымает затвор.)

Знглинда
(в горячем самозабвении удерживая его)
Останься здесь!
Ты в дом беды не внесешь, —
беда здесь сама живет...

Зигмунд останавливается, глубоко потрясенный, и взглядом вопрошает Зиглинду, которая стыдливо и печально опускает глаза. Зигмунд возвращается.

Зигмунд
"Скорбным" я назвал себя:
Хундинг гостя увидит! —

Он прислоняется к очагу и со спокойно-решительным участием пристально глядит на Зиглинду. Она опять медленно поднимает на него взор. Долго молча смотрят они друг другу в глаза, с выражением глубочайшего волнения. — Внезапно Зиглинда вздрагивает и прислушивается; она слышит прибытие Хундинга. который отводит своего коня в стойло. Она поспешно идет к двери и отворяет ее. — Хундинг, вооруженный щитом и копьем, входит и, увидя Зигмунда, останавливается на пороге. Он обращает строго вопрошающий взгляд на Зиглинду.

Зиглинда
(отвечал на взгляд Хундинга)
К нам вошел
раненый гость:
устал он в пути...

Хундинг
Ты с ним была?

Зиглинда
(спокойно)
За ним ходила я, —
пить ему дала...

Зигмунд
(все время спокойно и твердо глядя на Хундинга)
Здесь приют
мне был дан:
ты недоволен этим?

Хундинг
Свят мне мой очаг:
свят он будь и тебе!

(Он снимает с себя оружие и передает его Зиглинде; обращаясь к ней.)

Ужин ставь нам, мужам!

Зиглинда вешает оружье на ветви ясеня; затем, достав из кладовой пищу и питье, она ставит ужин на стол. — Взор ее снова невольно устремляется на Зигмунда.

Хундинг пронизывающим и удивленным взглядом измеряет гостя, сличая его внешность с внешностью своей жены.

Хундинг
(про себя)
Как сходен он с нею!
Таким же огнем
глаз пришельца сверкает...

(Он скрывает свое удивление и с деланным простодушием обращается к Зигмунду.)

Долго, знать,
длился твой путь, —
ты без коня
пробрался к нам;
какой тропой
тяжелой ты брел?

Зигмунд
Чрез лес и поле,
степь и кусты
гнали меня
гроза и рок;
неведом мне путь, где я шел;
где очутился, —
тоже не знаю:
ты мне поведай о том.

Хундинг
(сидя за столом и предлагая место Зигмунду)
В своем дому
приют и кров
Хундинг дал тебе;
если направишь
на запад путь, —
родни моей
там живут семьи,
что честь мою охраняют. —
Сделай честь мне, мой гость,
и себя теперь назови.

Зигмунд, присев к столу, задумчиво смотрит в пространство. Зиглнида, севшая рядом с Хундингом. против Зигмунда, глядит на последнего с заметным участием и ожиданием.

Хундинг
(наблюдая за обоими)
Если мне
не хочешь сказать, —
то ей вот —
молви смело:
взгляни, — она
так жадно ждет!

Зиглинда
(просто и участливо)
Гость, назови мне себя!

Зигмунд
(вскидывает голову, глядит ей в глаза и начинает в строго-сдержанном тоне)
"Мирным" зваться нельзя мне;
"Радостным" думал я быть,
но "Скорбный" — вот мое имя. —
"Волк", — это был отец мой;
с сестрой я родился, —
близнецами были мы с ней.
Мать вскоре же
я потерял,
а с ней и ту,
кто со мной родилась;
мне их не вспомнить теперь. —
Волк был силен, отважен;
врагов он много имел.
С собою сына
он брал на охоту;
однажды домой
мы с травли пришли, —
а волчий дом был пуст.
Дотла сгорел
сверкающий зал,
и пнем наш дуб
цветущий стоял;
лежала убитой
мать на земле,
исчезла бесследно
в огне сестра:
нам столько бед принес
злых Нейдингов мрачный род. —
Бежал со мной
гонимый отец;
в дикой чаще
юноша прожил
со старым немало лет;
часто их
пытались схватить, —
но храбро пара волков дралась! —

(обращаясь к Хундингу)

Волчонка видишь ты здесь,
а Волчонка знают враги!

Хундинг
Странен рассказ твой смелый,
повесть чудна твоя,
Скорбный Волчонок!
Хотя об отважных Волках
я тоже что-то слышал,
но не встречал их
доныне сам...

Знглнида
Еще скажи мне, путник:
где твой отец теперь?

Зигмунд
Ловить затеяли нас
черные Нейдинги вновь:
ловцов немало
волки побили,
ловцов через лес
дичь погнала;
как дым, рассеялся враг.
Но бой разлучил нас с отцом;
он пропал из вида;
напрасно искал я. —
только волчью шкуру
в чаще нашел, —
след, брошенный им...
Отец мой вдруг исчез...
И в лесу я заскучал. —
к мужам мне хотелось и к женам...
И там, и здесь, —
всюду я был;
искал друзей,
подруг искал, —
но везде я был отвергнут:
горе шло со мной.
Что я добром считал,
то не нравилось им;
а что я считал злом, —
было по сердцу всем.
Раздор повсюду
я вызывал, —
крик гнева
несся мне вслед;
жаждал я счастья, —
скорбь лишь будил:
и должен я Скорбным зваться, —
лишь в скорби вечно я жил!

(Он бросает взгляд на Зиглинду и видит, что ее глаза полны сочувствия к нему.)

Хундинг
Не любила Норна тебя, —
злосчастен жребий твой;
рад не будет никто,
к кому ты в дом войдешь.

Зиглинда
Трусам лишь может
безоружный гость
страх внушать! —
Молви мне, гость,
в битве какой
оружье ты потерял?

Зигмунд
(все более и более возбуждаясь)
Меня позвала
дева в беде:
ее насильно
отдать немилому в жены
хотела родня.
Против насилья
выступил я,
на всю родню
смело напал, —
и враг сражен был мной.
Лежали павшие братья:
вдруг дева припала к телам, —
вражду сменила печаль.
Потоки горьких слез
на них невеста лила:
лишь о гибели кровных братьев
громко стонала она. —
И родня убитых
бросилась к нам,
в безграничной жажде
отметить за них:
тесно меня
враги окружили.
С поля борьбы
дева не шла;
мой щит ей жизнь
долго спасал;
но вот разбились
и щит, и копье.
Я не мог уже драться, —
смерть постигла ее:
за мною помчалась толпа, —
а невеста была мертва.

(устремив на Зиглинду горестно-пламенный взор)

Теперь ты видишь,
жена, что имя "Мирный"
дать нельзя мне!

Он встает и идет к очагу. Зиглинда, бледная и глубоко потрясенная, склоняет голову.

Хундинг
(вставая)
Я знаю дерзостный род, —
не свято ему,
что свято всем:
отвергнут он всеми и мной!
И я с другими был позван —
мстить беспощадно
за кровь родни:
пришел поздно,
вернуться пришлось, —
чтоб беглый вражий след
в своем же доме найти!

(Он отходит от стола.)

Хранит дом мой,
Волчонок, твой сон. —
я впустил на ночь тебя:
но завтра ищи,
где хочешь, оружья:
с утра будь к бою готов, —
за мертвых заплатишь мне дань!

Зиглинда встает со своего места и с беспокойным видом становится между ними.

Хундинг
(Зиглинде, грубо)
Прочь уходи!
Вспальню ступай?
Питье мне на ночь готовь
и жди меня ко сну!

Зиглинда стоит некоторое время в нерешительности что-то пбдумы-вая. — Она медленно поворачивается и. задерживая шаги, направляется к кладовой. Там она опять останавливается, погруженная в мысли и наполовину отвратив лицо. — Приняв спокойно какое-то решение, она открывает поставец, наполняет напитком рог и всыпает туда из деревянной кружки приправу. — Затем она переводит глаза на Зигмунда, чтобы встретить его взгляд, все время на нее устремленный. — Она замечает, что Хундинг следит за нею, и тотчас же направляется к спальне. На ступеньках она еще раз оборачивается, глядит на Зигмунда глазами, полными страстной тоски, и долгим взглядом указывает ему, с выразительной определенностью, одно место на стволе ясеня. — Хундннг делает резкое движение и повелительным жестом гонит ее прочь. — Бросив последний взгляд на Зигмунда, который продолжает спокойно, затаив гнев, стоять у очага, — она уходит в спальню и затворяет за собою дверь,

Хундинг
(снимая с дерева свое оружие)
Оружье — сила мужей!

(Уходя, он обращается к Зигмунду.)

Ты завтра в бой со мной вступишь:
меня слышал ты?
Ну, берегись!

(Захватив с собой оружье, он уходит в спальню; слышно, как он изнутри запирает затвор двери.)

Зигмунд остается один. — Ночь наступила; зал освещен лишь слабым огнем очага. — Зигмунд опускается на ложе, близ огня, и некоторое время сидит в молчаливом раздумье, охваченный сильным душевным возбуждением,

Зигмунд
Мне меч отцом был завещан, —
в беде я его найду...
Я к врагу в дом
без меча вошел —
и залогом стал
мщенья его...
Мелькнул образ
дивной жены...
О, страх восторга,
сердца боль!..
Томленье влечет меня к ней,
я во власти сладких чар...
Она — рабыня того,
кто меня в плен взял, глумясь! —
Вельзе! Вельзе!
Где же твой меч,
твой крепкий меч?
Я взмахну им грозно,
когда сокровенный мой гнев
восстанет со дна души!

Тлеющие в очаге дрова обваливаются: вспыхнувшее пламя внезапно бросает яркий свет на то место в стволе ясеня, которое было указано взглядом Зиглинды и где теперь ясно видна рукоять меча.

Зигмунд
Что там мерцает,
как звезда?
Из ствола яркий
исходит луч...
Слепые очи
свет озарил,
тайно радуя взор...
Как волшебный блеск
мне сердце жжет!
Иль это взгляд
цветущей жены,
что так грустно
прощаясь со мной,
бросила здесь она?..

(Огонь начинает постепенно меркнуть.)

Ночь покрывала
очи мне тьмой,
но лучистый взор
встретил меня:
свет я нашел и тепло!
Солнце кротко
сияло здесь,
ласкало чело мне
отрадным огнем, —
но закатилось оно...

(Новая слабая вспышка огня в очаге.)

Еще, в последний раз,
свет вечерний сверкнул...
Даже старый ствол горел
в его золотом луче...
Погас мой светоч,
цветок увял, —
тьма ночная
очи мне кроет:
только в глубинах сердца
тлеет бессветный огонь...

Огонь в очаге совершенно погас: полный мрак на сцене. — Дверь спальни тихо отворяется: появляется Зиглинда в белом одеянии и осторожными, но быстрыми шагами идет к очагу.

Зиглинда
Спишь ли ты, гость?

Зигмунд
(радостно изумленный)
Кто там во тьме?

Зиглинда
(торопливо и таинственно)
Я здесь: слушай меня!
Глубоко Хундинг спит,
усыпленный напитком моим:
пользуйся ночью, — беги!

Зигмунд
(горячо прерывая ее)
Я рад быть с тобой!

Зиглинда
Есть оружье здесь, у нас в доме:
о, гость, достань его!
Ты станешь славен
славой великой:
сильнейшему лишь
дан этот меч!
Внимай тому,
что расскажу я! —
Родню свою
здесь Хундинг собрал,
суровую празднуя свадьбу:
насильно себе
он брал жену, —
жертву разбойников злых.
Грустно было
мне средь веселья...
Вдруг странник в дом наш вошел, —
старец в сером плаще:
он шляпу, входя,
надвинул на глаз свой левый;
но другой сверкал,
робость внушая, —
всем грозил
этот властный взгляд;
лишь во мне
он пробудил томленье сладкой тоски, —
слезы и радость грез...
Мой взор встретив,
на них оглянувшись,
вдруг мечем пришелец взмахнул
и весь блестящий
стальной клинок
погрузил в ясеня ствол: —
тому этот меч назначен,
кто извлечет его! —
Но тщетно гости
всю мощь напрягали, —
никто меча не достал.
Все входили
и друг за другом
хватались за рукоять, —
но ничуть не сдвинулся меч:
вот он глядит из ствола...
И ясно стало мне, —
чей привет утешил меня,
и кто лишь
может меч
достать могучей рукой...
О, если б он, мой друг,
был здесь, со мной!
Если б в беде
я нашла его!
Все горе мое,
все страданья мои,
мучительный стыд
и тяжкий позор, —
все искупила б
мщения сладость!
Ко мне счастье
вернулось бы вновь,
и жизни опять
я б улыбнулась, —
если б герой мой пришел,
если б друг мой
обнял меня!

Зигмунд
(обнимает ее с пламенной страстью)
Тебя, о жена,
обнял твой друг!
Оружье и ты — мои!
Жарко в груди
клятва горит,
что мне тебя отдает!
Все грезы мои
явились в тебе,
в тебе счастье
я ныне познал!
Плакала ты, —
и я тосковал;
я был гоним, —
ты терпела позор:
радостью мщенья
ныне упьемся!
Смех бурный
ликует во мне, —
я ведь тебя обнимаю
слышу сердце твое!

Большая входная дверь внезапно распахивается.

Зиглинда
(испуганно вздрагивая и вырываясь из объятий Зигмунда)
Ах, кто там?
Кто в дверь вошел?

Дверь остается широко открытой. На дворе — чудная весенняя ночь. Лучи полного месяца проникают в зал и светлым сиянием озаряют чету, так что она вдруг становится видимой с полной отчетливостью.

Зигмунд
(в тихом восторге)
Нет никого, — но Гость вошел:
вот он, взгляни, — ласковый Май!

Нежным усилием он привлекает Зиглинду к себе на ложе, сажая ее рядом с собою. — Месяц сияет все ярче и ярче,

Зигмунд
Бури злые стихли
в лучах весны, —
сияньем кротким
светится Май;
на крыльях легких
рея тихо,
чудо он
земле несет;
его дыханье
веет лаской,
радость льют
его глаза!
В блаженном пеньи птичек
Май звучит.
Маем дышит
запах трав;
от тепла его
цветут волшебно растенья,
жизнь дает он
слабым росткам.
Оружьем нежным Мая
мир покорен;
вьюги зимы
в страхе умчались прочь;
и властным ударом
вот он открыл
суровый затвор,
что упрямо его к нам, —
к нам не пускал! —
К своей сестре
влетел светлый Май, —
манила брата Любовь:
у нас в сердцах
скрывалась она, —
и рада свету теперь!
Невеста-сестра
спасена своим братом,
разлуки горькой
пала стена:
мир,смеясь
молодой чете,
венчает Май и Любовь!

Зиглинда
Ты — этот Май,
к тебе я стремилась
в холодные дни зимы!
Ты свет мне принес, —
и сердце мое
задрожало вдруг в сладком страхе
Дни мои грустно текли, —
мрачно и одиноко:
мне все казалось чужим,
что давала мне жизнь...
Но ты тотчас
признан был мной:
не успел ты войти,
как стал мне близок!
Что таилось в груди, —
сон души, —
все озарил
солнечный день:
в ушах зазвучал
звон ликованья,
когда в чужбине дикой
предстал мне желанный друг!

(Она в восторге охватывает руками его шею и глядит ему прямо в лицо.)

Зигмунд
(в восхищении)
О, светлая радость!
Счастье мое!

Зиглинда
(приближая свои глаза к его глазам)
О, дай мне близко
к тебе прижаться,
чтоб ясно видеть
чудесный свет,
что мне горит
в глазах твоих
и чарует чувства мои!

Зигмунд
В лучах весны
светишься ты,
волны волос
обрамляют тебя...
Вижу теперь
всю прелесть твою:
блаженство пьет мой взор!

Зиглинда
(откидывая назад кудри его лба и изумленно любуясь им)
О, как открыт
твой гордый лоб!
Как бьется в висках
благородная кровь! —
И страха, и восторга
сердце полно...
Мне чудом кажется вот что:
впервые видя тебя, —
тебя узнала я!

Зигмунд
Меня волнует
тот же сон:
в мечтах любви
ты являлась уж мне!

Зиглинда
В ручье я видела
образ свой, —
теперь он виден мне снова:
как отражала вода, —
ты отражаешь меня!

Зигмунд
Ты — образ тот,
что хранил я в себе!

Зиглинда
(быстро отводя свой взор)
Молчи!.. Дай мне
припомнить голос...
Как будто он мне
в детстве звучал...
Но нет! Звучал он недавно, —
когда на голос мой
мне звонко лес отвечал!

Зигмунд
О, сладостной
лютни нежные звуки!

Зиглинда
(снова заглядывая ему в глаза)
И огонь твоих глаз
сверкал уже мне:
так в очи мои
старец глядел,
утешая печаль мою...
Я по взгляду узнала отца...
назвать уж его я хотела!..

(Она останавливается; датем тихо продолжает)

"Скорбный" — имя твое?

Зигмунд
Теперь меня
так не зови:
я стал ныне дивно счастлив!

Знглинда
Но "Мирным"
ты не можешь назваться?

Зигмунд
Я назовусь,
как желает подруга:
мне имя дай ты сама!

Зиглинда
Но звался ли Волком отец твой?

Зигмунд
Был волк для лисиц трусливых!
Но тот, чей взор
гордо сиял мне,
как чудные очи твои, —
тот имя Вельзе носил!

Зиглинда
(вне себя)
Так Вельзе— отец твой!
Но если ты Вельзунг, —
значит тебе
оставил он меч, —
и другу-герою
нашла я имя:
Зигмунд — так назовись!

Зигмунд
(вскакивает с места, подбегает к стволу ясеня и хватается за рукоять меча)
Зигмунд назван, —
я Зигмунд ныне!
И доблестный меч
бесстрашно я вырву!
Вельзе сказал мне,
что в тяжкой беде
меч я найду:
он найден мной! —
Страсти священной
скорбный стон, —
муки любовной
жгучий огонь, —
в сердце ярко горя,
даст мне жизнь и смерть!

Нотунг! Нотунг, —
так меч я зову, —
Нотунг! Нотунг!
Жадная сталь!
Острый резец свой
мне покажи!
На свет выходи из ножен!

Мощным напряжением силы он вырывает меч из ствола и показывает Зиглинде, охваченной изумлением и восторгом.

Зигмунд
Зигмунд, сын Вельзе,
пред тобой!
Его брачный дар — этот меч!
Жену себе
сосватал герой
и с ней бежит
из дома врага! —
Вдаль скорей
следуй за мной, —
в светлый дворец,
где царствует Май:
тебя там меч защитит,
когда твой Зигмунд падет!

(Он обнимает ее, чтоб увести с собою.)

Зиглинда
(в величайшем упоении вырывается из его объятий и становится против него).
Если Зигмунд
здесь предо мною,
Зиглинду ты видишь, —
она твоя!
Сестру родную
вместе с мечем ты нашел!

(Она бросается к нему на грудь.)

Зигмунд
Ты сестра мне,
ты и жена мне, —
цвети же,
Вельзунгов род!

С бешеной страстью он привлекает ее к себе. Занавес быстро падает.

2. Zweiter Aufzug ("Валькирия", либретто Рихарда Вагнера, второй акт)

ZWEITER AUFZUG

Wildes Felsengebirge Im Hintergrund zieht sich von unten her eine Schlucht herauf, die auf ein erhöhtes Felsjoch mündet; von diesem senkt sich der Boden dem Vordergrunde zu wieder abwärts

VORSPIEL UND ERSTE SZENE

Wotan, Brünnhilde als Walküre, später Fricka Wotan, kriegerisch gewaffnet, mit dem Speer; vor ihm Brünnhilde, als Walküre, ebenfalls in voller Waffenrüstung

WOTAN
Nun zäume dein Ross, reisige Maid!
Bald entbrennt brünstiger Streit:
Brünnhilde stürme zum Kampf,
dem Wälsung kiese sie Sieg!
Hunding wähle sich, wem er gehört;
nach Walhall taugt er mir nicht.
Drum rüstig und rasch, reite zur Wal!

BRÜNNHILDE
jauchzend von Fels zu Fels die Höhe rechts hinaufspringend
Hojotoho! Hojotoho!
Heiaha! Heiaha! Hojotoho! Heiaha!
Sie hält auf einer hohen Felsspitze an, blickt in die hintere Schlucht hinab und ruft zu Wotan zurück
Dir rat' ich, Vater, rüste dich selbst;
harten Sturm sollst du bestehn.
Fricka naht, deine Frau,
im Wagen mit dem Widdergespann.
Hei! Wie die goldne Geissel sie schwingt!
Die armen Tiere ächzen vor Angst;
wild rasseln die Räder;
zornig fährt sie zum Zank!
In solchem Strausse streit' ich nicht gern,
lieb' ich auch mutiger Männer Schlacht!
Drum sieh, wie den Sturm du bestehst:
ich Lustige lass' dich im Stich!
Hojotoho! Hojotoho!
Heiaha! Heiaha!
Heiahaha!

Brünnhilde verschwindet hinter der Gebirgshöhe zur Seite. In einem mit zwei Widdern bespannten Wagen langt Fricka aus der Schlucht auf dem Felsjoche an, dort hält sie rasch an und steigt aus. Sie schreitet heftig in den Vordergrund auf Wotan zu

WOTAN
Fricka auf sich zuschreiten sehend, für sich
Der alte Sturm, die alte Müh'!
Doch stand muss ich hier halten!

FRICKA
je näher sie kommt, desto mehr mässigt sie den Schritt und stellt sich mit Würde vor Wotan hin
Wo in den Bergen du dich birgst,
der Gattin Blick zu entgehn,
einsam hier such' ich dich auf,
dass Hilfe du mir verhiessest.

WOTAN
Was Fricka kümmert, künde sie frei.

FRICKA
Ich vernahm Hundings Not,
um Rache rief er mich an:
der Ehe Hüterin hörte ihn,
verhiess streng zu strafen die Tat
des frech frevelnden Paars,
das kühn den Gatten gekränkt.

WOTAN
Was so Schlimmes schuf das Paar,
das liebend einte der Lenz?
Der Minne Zauber entzückte sie:
wer büsst mir der Minne Macht?

FRICKA
Wie töricht und taub du dich stellst,
als wüsstest fürwahr du nicht,
dass um der Ehe heiligen Eid,
den hart gekränkten, ich klage!

WOTAN
Unheilig acht' ich den Eid,
der Unliebende eint;
und mir wahrlich mute nicht zu,
dass mit Zwang ich halte, was dir nicht haftet:
denn wo kühn Kräfte sich regen,
da rat' ich offen zum Krieg.

FRICKA
Achtest du rühmlich der Ehe Bruch,
so prahle nun weiter und preis' es heilig,
dass Blutschande entblüht
dem Bund eines Zwillingspaars!
Mir schaudert das Herz, es schwindelt mein Hirn:
bräutlich umfing die Schwester der Bruder!
Wann ward es erlebt,
dass leiblich Geschwister sich liebten?

WOTAN
Heut' hast du's erlebt!
Erfahre so, was von selbst sich fügt,
sei zuvor auch noch nie es geschehn.
Dass jene sich lieben, leuchtet dir hell;
drum höre redlichen Rat:
Soll süsse Lust deinen Segen dir lohnen,
so segne, lachend der Liebe,
Siegmunds und Sieglindes Bund!

FRICKA
in höchste Entrüstung ausbrechend
So ist es denn aus mit den ewigen Göttern,
seit du die wilden Wälsungen zeugtest?
Heraus sagt' ich's; - traf ich den Sinn?
Nichts gilt dir der Hehren heilige Sippe;
hin wirfst du alles, was einst du geachtet;
zerreissest die Bande, die selbst du gebunden,
lösest lachend des Himmels Haft: -
dass nach Lust und Laune nur walte
dies frevelnde Zwillingspaar,
deiner Untreue zuchtlose Frucht!
O, was klag' ich um Ehe und Eid,
da zuerst du selbst sie versehrt!
Die treue Gattin trogest du stets;
wo eine Tiefe, wo eine Höhe,
dahin lugte lüstern dein Blick,
wie des Wechsels Lust du gewännest
und höhnend kränktest mein Herz.
Trauernden Sinnes musst' ich's ertragen,
zogst du zur Schlacht mit den schlimmen Mädchen,
die wilder Minne Bund dir gebar:
denn dein Weib noch scheutest du so,
dass der Walküren Schar
und Brünnhilde selbst, deines Wunsches Braut,
in Gehorsam der Herrin du gabst.
Doch jetzt, da dir neue
Namen gefielen,
als "Wälse" wölfisch im Walde du schweiftest;
jetzt, da zu niedrigster
Schmach du dich neigtest,
gemeiner Menschen ein Paar zu erzeugen:
jetzt dem Wurfe der Wölfin
wirfst du zu Füssen dein Weib!
So führ' es denn aus! Fülle das Mass!
Die Betrogne lass auch zertreten!

WOTAN
ruhig
Nichts lerntest du, wollt' ich dich lehren,
was nie du erkennen kannst,
eh' nicht ertagte die Tat.
Stets Gewohntes nur magst du verstehn:
doch was noch nie sich traf,
danach trachtet mein Sinn.
Eines höre! Not tut ein Held,
der, ledig göttlichen Schutzes,
sich löse vom Göttergesetz.
So nur taugt er zu wirken die Tat,
die, wie not sie den Göttern,
dem Gott doch zu wirken verwehrt.

FRICKA
Mit tiefem Sinne willst du mich täuschen:
was Hehres sollten Helden je wirken,
das ihren Göttern wäre verwehrt,
deren Gunst in ihnen nur wirkt?

WOTAN
lhres eignen Mutes achtest du nicht?

FRICKA
Wer hauchte Menschen ihn ein?
Wer hellte den Blöden den Blick?
In deinem Schutz scheinen sie stark,
durch deinen Stachel streben sie auf:
du reizest sie einzig,
die so mir Ew'gen du rühmst,
Mit neuer List willst du mich belügen,
durch neue Ränke
mir jetzt entrinnen;
doch diesen Wälsung gewinnst du dir nicht:
in ihm treff' ich nur dich,
denn durch dich trotzt er allein.

WOTAN
ergriffen
In wildem Leiden erwuchs er sich selbst:
mein Schutz schirmte ihn nie.

FRICKA
So schütz' auch heut' ihn nicht!
Nimm ihm das Schwert, das du ihm geschenkt!

WOTAN
Das Schwert?

FRICKA
Ja, das Schwert,
das zauberstark zuckende Schwert,
das du Gott dem Sohne gabst.

WOTAN
heftig
Siegmund gewann es sich
mit unterdrücktem Beben
selbst in der Not.

Wotan drückt in seiner ganzen Haltung von hier an einen immer wachsenden unheimlichen, tiefen Unmut aus

FRICKA
eifrig fortfahrend
Du schufst ihm die Not,
wie das neidliche Schwert.
Willst du mich täuschen,
die Tag und Nacht auf den Fersen dir folgt?
Für ihn stiessest du das Schwert in den Stamm,
du verhiessest ihm die hehre Wehr:
willst du es leugnen,
dass nur deine List
ihn lockte, wo er es fänd'?

Wotan fährt mit einer grimmigen Gebärde auf

FRICKA
immer sicherer, da sie den Eindruck gewahrt, den sie auf Wotan hervorgebracht hat
Mit Unfreien streitet kein Edler,
den Frevler straft nur der Freie.
Wider deine Kraft
führt' ich wohl Krieg:
doch Siegmund verfiel mir als Knecht!
Neue heftige Gebärde Wotans, dann Versinken in das Gefühl seiner Ohnmacht
Der dir als Herren hörig und eigen,
gehorchen soll ihm dein ewig Gemahl?
Soll mich in Schmach der Niedrigste schmähen,
dem Frechen zum Sporn,
dem Freien zum Spott?
Das kann mein Gatte nicht wollen,
die Göttin entweiht er nicht so!

WOTAN
finster
Was verlangst du?

FRICKA
Lass von dem Wälsung!

WOTAN
mit gedämpfter Stimme
Er geh' seines Wegs.

FRICKA
Doch du schütze ihn nicht,
wenn zur Schlacht ihn der Rächer ruft!

WOTAN
Ich schütze ihn nicht.

FRICKA
Sieh mir ins Auge, sinne nicht Trug:
die Walküre wend' auch von ihm!

WOTAN
Die Walküre walte frei.

FRICKA
Nicht doch; deinen Willen vollbringt sie allein:
verbiete ihr Siegmunds Sieg!

WOTAN
in heftigen inneren Kampf ausbrechend
Ich kann ihn nicht fällen: er fand mein Schwert!

FRICKA
Entzieh' dem den Zauber, zerknick' es dem Knecht!
Schutzlos schau' ihn der Feind!

BRÜNNHILDE
noch unsichtbar von der Höhe her
Heiaha! Heiaha! Hojotoho!

FRICKA
Dort kommt deine kühne Maid;
jauchzend jagt sie daher.

BRÜNNHILDE
wie oben
Heiaha! Heiaha! Heiohotojo! Hotojoha!

WOTAN
dumpf für sich
Ich rief sie für Siegmund zu Ross!

Brünnhilde erscheint mit ihrem Ross auf dem Felsenpfade rechts. Als sie Fricka gewahrt, bricht sie schnell ab und geleitet ihr Ross still und langsam während des Folgenden den Felsweg herab: dort birgt sie es dann in einer Höhle

FRICKA
Deiner ew'gen Gattin heilige Ehre
beschirme heut' ihr Schild!
Von Menschen verlacht, verlustig der Macht,
gingen wir Götter zugrund:
würde heut' nicht hehr und herrlich mein Recht
gerächt von der mutigen Maid.
Der Wälsung fällt meiner Ehre:
Empfah' ich von Wotan den Eid?

WOTAN
in furchtbarem Unmut und innerem Grimm auf einen Felsensitz sich werfend
Nimm den Eid!

Fricka schreitet dem Hintergrunde zu: dort begegnet sie Brünnhilde und hält einen Augenblick vor ihr an

FRICKA
zu Brünnhilde
Heervater harret dein:
lass' ihn dir künden, wie das Los er gekiest!

Sie besteigt den Wagen und fährt schnell davon, Brünnhilde tritt mit besorgter Miene verwundert vor Wotan, der, auf dem Felssitz zurückgelehnt, das Haupt auf die Hand gestützt, in finstres Brüten versunken ist

ZWEITE SZENE
Brünnhilde, Wotan

BRÜNNHILDE
Schlimm, fürcht' ich, schloss der Streit,
lachte Fricka dem Lose.
Vater, was soll dein Kind erfahren?
Trübe scheinst du und traurig!

WOTAN
lässt den Arm machtlos sinken und den Kopf in den Nacken fallen
In eigner Fessel fing ich mich:
ich Unfreiester aller!

BRÜNNHILDE
So sah ich dich nie!
Was nagt dir das Herz?

WOTAN
von hier an steigert sich Wotans Ausdruck und Gebärde bis zum furchtbarsten Ausbruch
O heilige Schmach! O schmählicher Harm!
Götternot! Götternot!
Endloser Grimm! Ewiger Gram!
Der Traurigste bin ich von allen!

BRÜNNHILDE
wirft erschrocken Schild, Speer und Helm von sich und lässt sich mit besorgter Zutraulichkeit zu Wotans Füssen nieder
Vater! Vater! Sage, was ist dir?
Wie erschreckst du mit Sorge dein Kind?
Vertraue mir! Ich bin dir treu:
sieh, Brünnhilde bittet!

Sie legt traulich und ängstlich Haupt und Hände ihm auf Knie und Schoss

WOTAN
blickt ihr lange ins Auge; dann streichelt er ihr mit unwillkürlicher Zärtlichkeit die Locken. Wie aus tiefem Sinnen zu sich kommend, beginnt er endlich sehr leise
Lass' ich's verlauten,
lös' ich dann nicht meines Willens haltenden Haft?

BRÜNNHILDE
ihm ebenso erwidernd
Zu Wotans Willen sprichst du,
sagst du mir, was du willst;
wer bin ich, wär' ich dein Wille nicht?

WOTAN
sehr leise
Was keinem in Worten ich künde,
unausgesprochen bleib' es denn ewig:
mit mir nur rat' ich, red' ich zu dir. -
mit noch gedämpfterer, schauerlicher Stimme, während er Brünnhilde unverwandt in das Auge blickt
Als junger Liebe Lust mir verblich,
verlangte nach Macht mein Mut:
von jäher Wünsche Wüten gejagt,
gewann ich mir die Welt.
Unwissend trugvoll, Untreue übt' ich,
band durch Verträge, was Unheil barg:
listig verlockte mich Loge,
der schweifend nun verschwand.
Von der Liebe doch mocht' ich nicht lassen,
in der Macht verlangt' ich nach Minne.
Den Nacht gebar, der bange Nibelung,
Alberich, brach ihren Bund;
er fluchte der Lieb' und gewann durch den Fluch
des Rheines glänzendes Gold
und mit ihm masslose Macht.
Den Ring, den er schuf,
entriss ich ihm listig;
doch nicht dem Rhein gab ich ihn zurück:
mit ihm bezahlt' ich Walhalls Zinnen,
der Burg, die Riesen mir bauten,
aus der ich der Welt nun gebot.
Die alles weiss, was einstens war,
Erda, die weihlich weiseste Wala,
riet mir ab von dem Ring,
warnte vor ewigem Ende.
Von dem Ende wollt' ich mehr noch wissen;
doch schweigend entschwand mir das Weib...
Da verlor ich den leichten Mut,
zu wissen begehrt' es den Gott:
in den Schoss der Welt schwang ich mich hinab,
mit Liebeszauber zwang ich die Wala,
stört' ihres Wissens Stolz, dass sie Rede nun mir stand.
Kunde empfing ich von ihr;
von mir doch barg sie ein Pfand:
der Welt weisestes Weib
gebar mir, Brünnhilde, dich.
Mit acht Schwestern zog ich dich auf;
durch euch Walküren wollt' ich wenden,
was mir die Wala zu fürchten schuf:
ein schmähliches Ende der Ew'gen.
Dass stark zum Streit uns fände der Feind,
hiess ich euch Helden mir schaffen:
die herrisch wir sonst
in Gesetzen hielten,
die Männer, denen den Mut wir gewehrt,
die durch trüber Verträge trügende Bande
zu blindem Gehorsam wir uns gebunden,
die solltet zu Sturm
und Streit ihr nun stacheln,
ihre Kraft reizen zu rauhem Krieg,
dass kühner Kämpfer Scharen
ich sammle in Walhalls Saal!

BRÜNNHILDE
Deinen Saal füllten wir weidlich:
viele schon führt' ich dir zu.
Was macht dir nun Sorge, da nie wir gesäumt?

WOTAN
wieder gedämpfter
Ein andres ist's:
achte es wohl, wes mich die Wala gewarnt!
Durch Alberichs Heer
droht uns das Ende:
mit neidischem Grimm grollt mir der Niblung:
doch scheu' ich nun nicht seine nächtigen Scharen,
meine Helden schüfen mir Sieg.
Nur wenn je den Ring
zurück er gewänne,
dann wäre Walhall verloren:
der der Liebe fluchte, er allein
nützte neidisch des Ringes Runen
zu aller Edlen endloser Schmach:
der Helden Mut entwendet' er mir;
die Kühnen selber
zwäng' er zum Kampf;
mit ihrer Kraft bekriegte er mich.
Sorgend sann ich nun selbst,
den Ring dem Feind zu entreissen.
Der Riesen einer, denen ich einst
mit verfluchtem Gold den Fleiss vergalt:
Fafner hütet den Hort,
um den er den Bruder gefällt.
Ihm müsst' ich den Reif entringen,
den selbst als Zoll ich ihm zahlte.
Doch mit dem ich vertrug,
ihn darf ich nicht treffen;
machtlos vor ihm erläge mein Mut: -
das sind die Bande, die mich binden:
der durch Verträge ich Herr,
den Verträgen bin ich nun Knecht.
Nur einer könnte, was ich nicht darf:
ein Held, dem helfend nie ich mich neigte;
der fremd dem Gotte, frei seiner Gunst,
unbewusst, ohne Geheiss,
aus eigner Not, mit der eignen Wehr
schüfe die Tat, die ich scheuen muss,
die nie mein Rat ihm riet,
wünscht sie auch einzig mein Wunsch!
Der, entgegen dem Gott, für mich föchte,
den freundlichen Feind, wie fände ich ihn?
Wie schüf' ich den Freien, den nie ich schirmte,
der im eignen Trotze der Trauteste mir?
Wie macht' ich den andren, der nicht mehr ich,
und aus sich wirkte, was ich nur will?
O göttliche Not! Grässliche Schmach!
Zum Ekel find' ich ewig nur mich
in allem, was ich erwirke!
Das andre, das ich ersehne,
das andre erseh' ich nie:
denn selbst muss der Freie sich schaffen:
Knechte erknet' ich mir nur!

BRÜNNHILDE
Doch der Wälsung, Siegmund, wirkt er nicht selbst?

WOTAN
Wild durchschweift' ich mit ihm die Wälder;
gegen der Götter Rat reizte kühn ich ihn auf:
gegen der Götter Rache
schützt ihn nun einzig das Schwert,
gedehnt und bitter
das eines Gottes Gunst ihm beschied.
Wie wollt' ich listig selbst mich belügen?
So leicht ja entfrug mir Fricka den Trug:
zu tiefster Scham durchschaute sie mich!
Ihrem Willen muss ich gewähren.

BRÜNNHILDE
So nimmst du von Siegmund den Sieg?

WOTAN
Ich berührte Alberichs Ring,
gierig hielt ich das Gold!
Der Fluch, den ich floh,
nicht flieht er nun mich:
Was ich liebe, muss ich verlassen,
morden, wen je ich minne,
trügend verraten, wer mir traut!
Wotans Gebärde geht aus dem Ausdruck des furchtbarsten Schmerzes zu dem der Verzweiflung über
Fahre denn hin, herrische Pracht,
göttlichen Prunkes prahlende Schmach!
Zusammenbreche, was ich gebaut!
Auf geb' ich mein Werk; nur eines will ich noch:
das Ende,
das Ende! -
Er hält sinnend ein
Und für das Ende sorgt Alberich!
Jetzt versteh' ich den stummen Sinn
des wilden Wortes der Wala:
"Wenn der Liebe finstrer Feind
zürnend zeugt einen Sohn,
der Sel'gen Ende säumt dann nicht!"
Vom Niblung jüngst vernahm ich die Mär',
dass ein Weib der Zwerg bewältigt,
des' Gunst Gold ihm erzwang:
Des Hasses Frucht hegt eine Frau,
des Neides Kraft kreisst ihr im Schoss:
das Wunder gelang dem Liebelosen;
doch der in Lieb' ich freite,
den Freien erlang' ich mir nicht.
mit bitterem Grimm sich aufrichtend
So nimm meinen Segen, Niblungen-Sohn!
Was tief mich ekelt, dir geb' ich's zum Erbe,
der Gottheit nichtigen Glanz:
zernage ihn gierig dein Neid!

BRÜNNHILDE
erschrocken
O sag', künde, was soll nun dein Kind?

WOTAN
bitter
Fromm streite für Fricka; hüte ihr Eh' und Eid!
trocken
Was sie erkor, das kiese auch ich:
was frommte mir eigner Wille?
Einen Freien kann ich nicht wollen:
für Frickas Knechte kämpfe nun du!

BRÜNNHILDE
Weh'! Nimm reuig zurück das Wort!
Du liebst Siegmund;
dir zulieb', ich weiss es, schütz' ich den Wälsung.

WOTAN
Fällen sollst du Siegmund,
für Hunding erfechten den Sieg!
Hüte dich wohl und halte dich stark,
all deiner Kühnheit entbiete im Kampf:
ein Siegschwert schwingt Siegmund; -
schwerlich fällt er dir feig!

BRÜNNHILDE
Den du zu lieben stets mich gelehrt,
sehr warm
der in hehrer Tugend dem Herzen dir teuer,
gegen ihn zwingt mich nimmer dein zwiespältig Wort!

WOTAN
Ha, Freche du! Frevelst du mir?
Wer bist du, als meines Willens
blind wählende Kür?
Da mit dir ich tagte, sank ich so tief,
dass zum Schimpf der eignen
Geschöpfe ich ward?
Kennst du, Kind, meinen Zorn?
Verzage dein Mut,
wenn je zermalmend
auf dich stürzte sein Strahl!
In meinem Busen berg' ich den Grimm,
der in Grau'n und Wust wirft eine Welt,
die einst zur Lust mir gelacht:
wehe dem, den er trifft!
Trauer schüf' ihm sein Trotz!
Drum rat' ich dir, reize mich nicht!
Besorge, was ich befahl:
Siegmund falle -
Dies sei der Walküre Werk!

er stürmt fort und verschwindet schnell links in Gebirge

BRÜNNHILDE
steht lange erschrocken und betäubt
So sah ich Siegvater nie,
sie starrt wild vor sich hin
erzürnt' ihn sonst wohl auch ein Zank!
Sie neigt sich betrübt und nimmt ihre Waffen auf, mit denen sie sich wieder rüstet
Schwer wiegt mir der Waffen Wucht: -
wenn nach Lust ich focht,
wie waren sie leicht!
Zu böser Schlacht schleich' ich heut' so bang.
Sie sinnt vor sich hin und seufzt dann auf
Weh', mein Wälsung!
Im höchsten Leid
muss dich treulos die Treue verlassen!

Sie wendet sich langsam dem Hintergrunde zu

DRITTE SZENE
Sieglinde, Siegmund

Auf dem Bergjoch angelangt, gewahrt Brünnhilde, in die Schlucht hinabblickend, Siegmund und Sieglinde; sie betrachtet die Nahenden einen Augenblick und wendet sich dann in die Höhle zu ihrem Ross, so dass sie dem Zuschauer gänzlich verschwindet. - Siegmund und Sieglinde erscheinen auf dem Bergjoche. Sieglinde schreitet hastig voraus; Siegmund sucht sie aufzuhalten

SIEGMUND
Raste nun hier; gönne dir Ruh'!

SIEGLINDE
Weiter! Weiter!

SIEGMUND
umfasst sie mit sanfter Gewalt
Nicht weiter nun!
Er schliesst sie fest an sich
Verweile, süssestes Weib!
Aus Wonne-Entzücken zucktest du auf,
mit jäher Hast jagtest du fort:
kaum folgt' ich der wilden Flucht;
durch Wald und Flur, über Fels und Stein,
sprachlos, schweigend sprangst du dahin,
kein Ruf hielt dich zur Rast!
Ruhe nun aus: rede zu mir!
Ende des Schweigens Angst!
Sieh, dein Bruder hält seine Braut:
Siegmund ist dir Gesell'!

Er hat sie unvermerkt nach dem Steinsitze geleitet

SIEGLINDE
blickt Siegmund mit wachsendem Entzücken in die Augen, dann umschlingt sie leidenschaftlich seinen Hals und verweilt so; dann fährt sie mit jähem Schreck auf
Hinweg! Hinweg! Flieh' die Entweihte!
Unheilig umfängt dich ihr Arm;
entehrt, geschändet schwand dieser Leib:
flieh' die Leiche, lasse sie los!
Der Wind mag sie verwehn,
die ehrlos dem Edlen sich gab!
Da er sie liebend umfing,
da seligste Lust sie fand,
da ganz sie minnte der Mann,
der ganz ihre Minne geweckt:
vor der süssesten Wonne heiligster Weihe,
die ganz ihr Sinn und Seele durchdrang,
Grauen und Schauder ob grässlichster Schande
musste mit Schreck die Schmähliche fassen,
die je dem Manne gehorcht,
der ohne Minne sie hielt!
Lass die Verfluchte, lass sie dich fliehn!
Verworfen bin ich, der Würde bar!
Dir reinstem Manne muss ich entrinnen,
dir Herrlichem darf ich nimmer gehören.
Schande bring' ich dem Bruder,
Schmach dem freienden Freund!

SIEGMUND
Was je Schande dir schuf,
das büsst nun des Frevlers Blut!
Drum fliehe nicht weiter; harre des Feindes;
hier soll er mir fallen:
wenn Notung ihm das Herz zernagt,
Rache dann hast du erreicht!

SIEGLINDE
schrickt auf und lauscht
Horch! Die Hörner, hörst du den Ruf?
Ringsher tönt wütend Getös':
aus Wald und Gau gellt es herauf.
Hunding erwachte aus hartem Schlaf!
Sippen und Hunde ruft er zusammen;
mutig gehetzt heult die Meute,
wild bellt sie zum Himmel
um der Ehe gebrochenen Eid!
Sieglinde starrt wie wahnsinnig vor sich hin
Wo bist du, Siegmund? Seh' ich dich noch,
brünstig geliebter, leuchtender Bruder?
Deines Auges Stern lass noch einmal mir strahlen:
wehre dem Kuss des verworfnen Weibes nicht! -
Sie hat sich ihm schluchzend an die Brust geworfen: dann schrickt sie ängstlich wieder auf
Horch! O horch! Das ist Hundings Horn!
Seine Meute naht mit mächt'ger Wehr:
kein Schwert frommt
vor der Hunde Schwall:
wirf es fort, Siegmund! Siegmund - wo bist du?
Ha dort! Ich sehe dich! Schrecklich Gesicht!
Rüden fletschen die Zähne nach Fleisch;
sie achten nicht deines edlen Blicks;
bei den Füssen packt dich das feste Gebiss -
du fällst - in Stücken zerstaucht das Schwert:
die Esche stürzt, es bricht der Stamm!
Bruder! Mein Bruder! Siegmund - ha! -

Sie sinkt ohnmächtig in Siegmunds Arme

SIEGMUND
Schwester! Geliebte!

Er lauscht ihrem Atem und überzeugt sich, dass sie noch lebe. Er lässt sie an sich herabgleiten, so dass sie, als er sich selbst zum Sitze niederlässt, mit ihrem Haupt auf seinem Schoss zu ruhen kommt. In dieser Stellung verbleiben beide bis zum Schlusse des folgenden Auftrittes. Langes Schweigen, währenddessen Siegmund mit zärtlicher Sorge über Sieglinde sich hinneigt und mit einem langen Kusse ihr die Stirne küsst

VIERTE SZENE
Brünnhilde, Siegmund

Brünnhilde, ihr Ross am Zaume geleitend, tritt aus der Höhle und schreitet langsam und feierlich nach vorne. Sie hält an und betrachtet Siegmund von fern. Sie schreitet wieder langsam vor. Sie hält in grösserer Nähe an. Sie trägt Schild und Speer in der einen Hand, lehnt sich mit der andern an den Hals des Rosses und betrachtet so mit ernster Miene Siegmund

BRÜNNHILDE
Siegmund! Sieh auf mich!
Ich bin's, der bald du folgst.

SIEGMUND
richtet den Blick zu ihr auf
Wer bist du, sag',
die so schön und ernst mir erscheint?

BRÜNNHILDE
Nur Todgeweihten taugt mein Anblick;
wer mich erschaut, der scheidet vom Lebenslicht.
Auf der Walstatt allein erschein' ich Edlen:
wer mich gewahrt, zur Wal kor ich ihn mir!

SIEGMUND
blickt ihr lange forschend und fest in das Auge, senkt dann sinnend das Haupt und wendet sich endlich mit feierlichem Ernste wieder zu ihr
Der dir nun folgt, wohin führst du den Helden?

BRÜNNHILDE
Zu Walvater, der dich gewählt,
führ' ich dich: nach Walhall folgst du mir.

SIEGMUND
In Walhalls Saal Walvater find' ich allein?

BRÜNNHILDE
Gefallner Helden hehre Schar
umfängt dich hold mit hoch-heiligem Gruss.

SIEGMUND
Fänd' ich in Walhall Wälse, den eignen Vater?

BRÜNNHILDE
Den Vater findet der Wälsung dort.

SIEGMUND
Grüsst mich in Walhall froh eine Frau?

BRÜNNHILDE
Wunschmädchen walten dort hehr:
Wotans Tochter reicht dir traulich den Trank!

SIEGMUND
Hehr bist du,
und heilig gewahr' ich das Wotanskind:
doch eines sag' mir, du Ew'ge!
Begleitet den Bruder die bräutliche Schwester?
Umfängt Siegmund Sieglinde dort?

BRÜNNHILDE
Erdenluft muss sie noch atmen:
Sieglinde sieht Siegmund dort nicht!

SIEGMUND
neigt sich sanft über Sieglinde, küsst sie leise auf die Stirn und wendet sich ruhig wieder zu Brünnhilde
So grüsse mir Walhall, grüsse mir Wotan,
grüsse mir Wälse und alle Helden,
grüss' auch die holden Wunschesmädchen: -
sehr bestimmt
zu ihnen folg' ich dir nicht.

BRÜNNHILDE
Du sahest der Walküre sehrenden Blick:
mit ihr musst du nun ziehn!

SIEGMUND
Wo Sieglinde lebt in Lust und Leid,
da will Siegmund auch säumen:
noch machte dein Blick nicht mich erbleichen:
vom Bleiben zwingt er mich nie.

BRÜNNHILDE
Solang du lebst, zwäng' dich wohl nichts:
doch zwingt dich Toren der Tod:
ihn dir zu künden kam ich her.

SIEGMUND
Wo wäre der Held, dem heut' ich fiel?

BRÜNNHILDE
Hunding fällt dich im Streit.

SIEGMUND
Mit Stärkrem drohe,
als Hundings Streichen!
Lauerst du hier lüstern auf Wal,
jenen kiese zum Fang:
ich denk ihn zu fällen im Kampf!

BRÜNNHILDE
den Kopf schüttelnd
Dir, Wälsung - höre mich wohl:
dir ward das Los gekiest.

SIEGMUND
Kennst du dies Schwert?
Der mir es schuf, beschied mir Sieg:
deinem Drohen trotz' ich mit ihm!

BRÜNNHILDE
mit stark erhobener Stimme
Der dir es schuf, beschied dir jetzt Tod:
seine Tugend nimmt er dem Schwert!

SIEGMUND
heftig
Schweig, und schrecke die Schlummernde nicht!
Er beugt sich mit hervorbrechendem Schmerze zärtlich über Sieglinde
Weh! Weh! Süssestes Weib!
Du traurigste aller Getreuen!
Gegen dich wütet in Waffen die Welt:
und ich, dem du einzig vertraut,
für den du ihr einzig getrotzt,
mit meinem Schutz nicht soll ich dich schirmen,
die Kühne verraten im Kampf?
Ha, Schande ihm, der das Schwert mir schuf,
beschied er mir Schimpf für Sieg!
Muss ich denn fallen, nicht fahr' ich nach Walhall:
Hella halte mich fest!

Er neigt sich tief zu Sieglinde

BRÜNNHILDE
erschüttert
So wenig achtest du ewige Wonne?
zögernd und zurückhaltend
Alles wär' dir das arme Weib,
das müd' und harmvoll matt von dem Schosse dir hängt?
Nichts sonst hieltest du hehr?

SIEGMUND
bitter zu ihr aufblickend
So jung und schön erschimmerst du mir:
doch wie kalt und hart erkennt dich mein Herz!
Kannst du nur höhnen, so hebe dich fort,
du arge, fühllose Maid!
Doch musst du dich weiden an meinem Weh',
mein Leiden letze dich denn;
meine Not labe dein neidvolles Herz:
nur von Walhalls spröden Wonnen
sprich du wahrlich mir nicht!

BRÜNNHILDE
Ich sehe die Not, die das Herz dir zernagt,
ich fühle des Helden heiligen Harm -
Siegmund, befiehl mir dein Weib:
mein Schutz umfange sie fest!

SIEGMUND
Kein andrer als ich soll die Reine lebend berühren:
verfiel ich dem Tod, die Betäubte töt' ich zuvor!

BRÜNNHILDE
in wachsender Ergriffenheit
Wälsung! Rasender! Hör' meinen Rat:
befiehl mir dein Weib um des Pfandes willen,
das wonnig von dir es empfing!

SIEGMUND
sein Schwert ziehend
Dies Schwert, das dem Treuen ein Trugvoller schuf;
dies Schwert, das feig vor dem Feind mich verrät:
frommt es nicht gegen den Feind,
so fromm' es denn wider den Freund! -
Er zückt das Schwert auf Sieglinde
Zwei Leben lachen dir hier:
nimm sie, Notung, neidischer Stahl!
Nimm sie mit einem Streich!

BRÜNNHILDE
im heftigsten Sturme des Mitgefühls
Halt' ein Wälsung! Höre mein Wort!
Sieglinde lebe - und Siegmund lebe mit ihr!
Beschlossen ist's; das Schlachtlos wend' ich:
dir, Siegmund, schaff' ich Segen und Sieg!
Man hört aus dem fernen Hintergrunde Hornrufe erschallen
Hörst du den Ruf? Nun rüste dich, Held!
Traue dem Schwert und schwing' es getrost:
treu hält dir die Wehr,
wie die Walküre treu dich schützt!
Leb' wohl, Siegmund, seligster Held!
Auf der Walstatt seh' ich dich wieder!

Sie stürmt fort und verschwindet mit dem Rosse rechts in einer Seitenschlucht. Siegmund blickt ihr freudig und erhoben nach. Die Bühne hat sich allmählich verfinstert; schwere Gewitterwolken senken sich auf den Hintergrund herab und hüllen die Gebirgswände, die Schlucht und das erhöhte Bergjoch nach und nach gänzlich ein

FÜNFTE SZENE
Siegmund, Sieglinde, Hunding, Brünnhilde, Wotan

SIEGMUND
neigt sich wieder über Sieglinde, dem Atem lauschend
Zauberfest bezähmt ein Schlaf
der Holden Schmerz und Harm.
Da die Walküre zu mir trat,
schuf sie ihr den wonnigen Trost?
Sollte die grimmige Wal
nicht schrecken ein gramvolles Weib?
Leblos scheint sie, die dennoch lebt:
der Traurigen kost ein lächelnder Traum. -
Neue Hornrufe
So schlummre nun fort,
bis die Schlacht gekämpft,
und Friede dich erfreu'!
Er legt sie sanft auf den Steinsitz und küsst ihr zum Abschied die Stirne. Siegmund vernimmt Hundings Hornruf und bricht entschlossen auf
Der dort mich ruft, rüste sich nun;
was ihm gebührt, biet' ich ihm:
Notung zahl' ihm den Zoll!

Er zieht das Schwert, eilt dem Hintergrunde zu und verschwindet, auf dem Joche angekommen, sogleich in finstrem Gewittergewölk, aus welchem alsbald Wetterleuchten aufblitzt

SIEGLINDE
beginnt sich träumend unruhiger zu bewegen
Kehrte der Vater nur heim!
Mit dem Knaben noch weilt er im Wald.
Mutter! Mutter! Mir bangt der Mut:
nicht freund und friedlich scheinen die Fremden!
Schwarze Dämpfe - schwüles Gedünst -
feurige Lohe leckt schon nach uns -
es brennt das Haus - zu Hilfe, Bruder!
Siegmund! Siegmund!
Sie springt auf. Starker Blitz und Donner
Siegmund - Ha!

Sie starrt in Angst um sich her: fast die ganze Bühne ist in schwarze Gewitterwolken gehüllt, fortwährender Blitz und Donner. Der Hornruf Hundings ertönt in der Nähe

HUNDINGS STIMME
im Hintergrunde vom Bergjoche her
Wehwalt! Wehwalt!
Steh' mir zum Streit, sollen dich Hunde nicht halten!

SIEGMUNDS STIMME
von weiter hinten her aus der Schlucht
Wo birgst du dich, dass ich vorbei dir schoss?
Steh', dass ich dich stelle!

SIEGLINDE
in furchtbarer Aufregung lauschend
Hunding! Siegmund!
Könnt' ich sie sehen!

HUNDING
Hieher, du frevelnder Freier!
Fricka fälle dich hier!

SIEGMUND
nun ebenfalls vom Joche her
Noch wähnst du mich waffenlos, feiger Wicht?
Drohst du mit Frauen, so ficht nun selber,
sonst lässt dich Fricka im Stich!
Denn sieh: deines Hauses heimischem Stamm
entzog ich zaglos das Schwert;
seine Schneide schmecke jetzt du!

Ein Blitz erhellt für einen Augenblick das Bergjoch, auf welchem jetzt Hunding und Siegmund kämpfend gewahrt werden

SIEGLINDE
mit höchster Kraft
Haltet ein, ihr Männer!
Mordet erst mich!

Sie stürzt auf das Bergjoch zu, ein von rechts her über den Kämpfern ausbrechender, heller Schein blendet sie aber plötzlich so heftig, dass sie, wie erblindet, zur Seite schwankt. In dem Lichtglanze erscheint Brünnhilde über Siegmund schwebend und diesen mit dem Schilde deckend

BRÜNNHILDE
Triff ihn, Siegmund!
traue dem Schwert!

Als Siegmund soeben zu einem tödlichen Streiche gegen Hunding ausholt, bricht von links her ein glühend rötlicher Schein durch das Gewölk aus, in welchem Wotan erscheint, über Hunding stehend und seinen Speer Siegmund quer entgegenhaltend

WOTAN
Zurück vor dem Speer!
In Stücken das Schwert!

Brünnhilde weicht erschrocken vor Wotan mit dem Schilde zurück; Siegmunds Schwert zerspringt an dem vorgehaltenen Speere. Dem Unbewehrten stösst Hunding seinen Speer in die Brust. Siegmund stürzt tot zu Boden.
Sieglinde, die seinen Todesseufzer gehört, sinkt mit einem Schrei wie leblos zusammen. Mit Siegmunds Fall ist zugleich von beiden Seiten der glänzende Schein verschwunden; dichte Finsternis ruht im Gewölk bis nach vorn: in ihm wird Brünnhilde undeutlich sichtbar, wie sie in jäher Hast sich Sieglinden zuwendet

BRÜNNHILDE
Zu Ross, dass ich dich rette!

Sie hebt Sieglinde schnell zu sich auf ihr der Seitenschlucht nahestehendes Ross und verschwindet sogleich mit ihr. - Alsbald zerteilt sich das Gewölk in der Mitte, so dass man deutlich Hunding gewahrt, der soeben seinen Speer dem gefallenen Siegmund aus der Brust zieht. - Wotan, von Gewölk umgeben, steht dahinter auf einem Felsen, an seinen Speer gelehnt und schmerzlich auf Siegmunds Leiche blickend

WOTAN
zu Hunding
Geh' hin, Knecht! Kniee vor Fricka:
meld' ihr, dass Wotans Speer
gerächt, was Spott ihr schuf.
Geh'! - Geh'!

Vor seinem verächtlichen Handwink sinkt Hunding tot zu Boden

WOTAN
plötzlich in furchtbarer Wut auffahrend
Doch Brünnhilde! Weh' der Verbrecherin!
Furchtbar sei die Freche gestraft,
erreicht mein Ross ihre Flucht!

Er verschwindet mit Blitz und Donner. - Der Vorhang fällt schnell

3. Dritter Aufzug ("Валькирия", либретто Рихарда Вагнера, третий акт)

DRITTER AUFZUG

Auf dem Gipfel eines Felsenberges. Rechts begrenzt ein Tannenwald die Szene. Links der Eingang einer Felshöhle, die einen natürlichen Saal bildet: darüber steigt der Fels zu seiner höchsten Spitze auf. Nach hinten ist die Aussicht gänzlich frei; höhere und niedere Felssteine bilden den Rand vor dem Abhange, der - wie anzunehmen ist - nach dem Hintergrund zu steil hinabführt. Einzelne Wolkenzüge jagen, wie vom Sturm getrieben, am Felsensaume vorbei

VORSPIEL UND ERSTE SZENE
Gerhilde, Ortlinde, Waltraute und Schwertleite, später Helmwige, Siegrune, Grimgerde, Rossweisse, Brünnhilde, Sieglinde, Gerhilde, Ortlinde, Waltraute und Schwertleite haben sich auf der Felsspitze, an und über der Höhle, gelagert, sie sind in voller Waffenrüstung

GERHILDE
zuhöchst gelagert und dem Hintergrunde zurufend, wo ein starkes Gewölk herzieht
Hojotoho! Hojotoho! Heiaha! Heiaha!
Helmwige! Hier! Hieher mit dem Ross!

HELMWIGES STIMME
im Hintergrunde
Hojotoho! Hojotoho! Heiaha!

In dem Gewölk bricht Blitzesglanz aus; eine Walküre zu Ross wird in ihm sichtbar: über ihrem Sattel hängt ein erschlagener Krieger. Die Erscheinung zieht, immer näher, am Felsensaume von links nach rechts vorbei

GERHILDE, WALTRAUTE UND SCHWERTLEITE
der Ankommenden entgegenrufend
Heiaha! Heiaha!

Die Wolke mit der Erscheinung ist rechts hinter dem Tann verschwunden

ORTLINDE
in den Tann hineinrufend
Zu Ortlindes Stute stell deinen Hengst:
mit meiner Grauen grast gern dein Brauner!

WALTRAUTE
hineinrufend
Wer hängt dir im Sattel?

HELMWIGE
aus dem Tann auftretend
Sintolt, der Hegeling!

SCHWERTLEITE
Führ' deinen Brauen fort von der Grauen:
Ortlindes Mähre trägt Wittig, den Irming!

GERHILDE
ist etwas näher herabgestiegen
Als Feinde nur sah ich Sintolt und Wittig!

ORTLINDE
springt auf
Heiaha! Die Stute stösst mir der Hengst!
Sie läuft in den Tann

Schwertleite, Gerhilde und Helmwige lachen laut auf

GERHILDE
Der Recken Zwist entzweit noch die Rosse!

HELMWIGE
in den Tann zurückrufend
Ruhig, Brauner!
Brich nicht den Frieden!

WALTRAUTE
auf der Höhe, wo sie für Gerhilde die Wacht übernommen, nach rechts in den Hintergrund rufend
Hoioho! Hoioho!
Siegrune, hier! Wo säumst du so lang?
Sie lauscht nach rechts

SIEGRUNES STIMME
von der rechten Seite des Hintergrundes her
Arbeit gab's!
Sind die andren schon da?

SCHWERTLEITE UND WALTRAUTE
nach rechts in den Hintergrund rufend
Hojotoho! Hojotoho!
Heiaha!

GERHILDE
Heiaha!

Ihre Gebärden sowie ein heller Glanz hinter dem Tann zeigen an, dass soeben Siegrune dort angelangt ist. Aus der Tiefe hört man zwei Stimmen zugleich

GRIMGERDE UND ROSSWEISSE
links im Hintergrunde
Hojotoho! Hojotoho!
Heiaha!

WALTRAUTE
nach links
Grimgerd' und Rossweisse!

GERHILDE
ebenso
Sie reiten zu zwei.

In einem blitzerglänzenden Wolkenzuge, der von links her vorbeizieht, erscheinen Grimgerde und Rossweisse, ebenfalls auf Rossen, jede einen Erschlagenen im Sattel führend. Helmwige, Ortlinde und Siegrune sind aus dem Tann getreten und winken vom Felsensaume den Ankommenden zu

HELMWIGE, ORTLINDE UND SIEGRUNE
Gegrüsst, ihr Reisige!
Rossweiss' und Grimgerde!

ROSSWEISSES UND GRIMGERDES STIMMEN
Hojotoho! Hojotoho!
Heiaha!

Die Erscheinung verschwindet hinter dem Tann

DIE SECHS ANDEREN WALKÜREN
Hojotoho! Hojotoho! Heiaha! Heiaha!

GERHILDE
in den Tann rufend
In Wald mit den Rossen zu Weid' und Rast!

ORTLINDE
ebenfalls in den Tann rufend
Führet die Mähren fern von einander,
bis unsrer Helden Hass sich gelegt!

Die Walküren lachen

HELMWIGE
während die anderen lachen
Der Helden Grimm büsste schon die Graue!

Die Walküren lachen

ROSSWEISSE UND GRIMGERDE
aus dem Tann tretend
Hojotoho! Hojotoho!

DIE SECHS ANDEREN WALKÜREN
Willkommen! Willkommen!

SCHWERTLEITE
Wart ihr Kühnen zu zwei?

GRIMGERDE
Getrennt ritten wir und trafen uns heut'.

ROSSWEISSE
Sind wir alle versammelt, so säumt nicht lange:
nach Walhall brechen wir auf,
Wotan zu bringen die Wal.

HELMWIGE
Acht sind wir erst: eine noch fehlt.

GERHILDE
Bei dem braunen Wälsung
weilt wohl noch Brünnhilde.

WALTRAUTE
Auf sie noch harren müssen wir hier:
Walvater gäb' uns grimmigen Gruss,
säh' ohne sie er uns nahn!

SIEGRUNE
auf der Felswarte, von wo sie hinausspäht
Hojotoho! Hojotoho!
in den Hintergrund rufend
Hieher! Hieher!
zu den anderen
In brünstigem Ritt
jagt Brünnhilde her.

DIE ACHT WALKÜREN
alle eilen auf die Warte
Hojotoho! Hojotoho!
Brünnhilde! Hei!

Sie spähen mit wachsender Verwunderung

WALTRAUTE
Nach dem Tann lenkt sie das taumelnde Ross.

GRIMGERDE
Wie schnaubt Grane vom schnellen Ritt!

ROSSWEISSE
So jach sah ich nie Walküren jagen!

ORTLINDE
Was hält sie im Sattel?

HELMWIGE
Das ist kein Held!

SIEGRUNE
Eine Frau führt sie!

GERHILDE
Wie fand sie die Frau?

SCHWERTLEITE
Mit keinem Gruss grüsst sie die Schwestern!

WALTRAUTE
hinabrufend
Heiaha! Brünnhilde! Hörst du uns nicht?

ORTLINDE
Helft der Schwester
vom Ross sich schwingen!

Gerhilde und Helmwige stürzen in den Tann. Siegrune und Rossweisse laufen ihnen nach

HELMWIGE, GERHILDE, SIEGRUNE, ROSSWEISSE
Hojotoho! Hojotoho!

ORTLINDE, WALTRAUTE, GRIMGERDE, SCHWERTLEITE
Heiaha!

WALTRAUTE
in den Tann blickend
Zu Grunde stürzt Grane, der Starke!

GRIMGERDE
Aus dem Sattel hebt sie hastig das Weib!

ORTLINDE, WALTRAUTE, GRIMGERDE, SCHWERTLEITE
alle in den Tann laufend
Schwester! Schwester! Was ist geschehn?

Alle Walküren kehren auf die Bühne zurück; mit ihnen kommt Brünnhilde, Sieglinde unterstützend und hereingeleitend

BRÜNNHILDE
atemlos
Schützt mich und helft in höchster Not!

DIE ACHT WALKÜREN
Wo rittest du her in rasender Hast?
So fliegt nur, wer auf der Flucht!

BRÜNNHILDE
Zum erstenmal flieh' ich und bin verfolgt:
Heervater hetzt mir nach!

DIE ACHT WALKÜREN
heftig erschreckend
Bist du von Sinnen? Sprich! Sage uns! Wie?
Verfolgt dich Heervater?
Fliehst du vor ihm?

BRÜNNHILDE
wendet sich ängstlich, um zu spähen, und kehrt wieder zurück
O Schwestern, späht von des Felsens Spitze!
Schaut nach Norden, ob Walvater naht!
Ortlinde und Waltraute springen auf die Felsenspitze zur Warte
Schnell! Seht ihr ihn schon?

ORTLINDE
Gewittersturm naht von Norden.

WALTRAUTE
Starkes Gewölk staut sich dort auf!

DIE WEITEREN SECHS WALKÜREN
Heervater reitet sein heiliges Ross!

BRÜNNHILDE
Der wilde Jäger, der wütend mich jagt,
er naht, er naht von Norden!
Schützt mich, Schwestern! Wahret dies Weib!

SECHS WALKÜREN
Was ist mit dem Weibe?

BRÜNNHILDE
Hört mich in Eile:
Sieglinde ist es, Siegmunds Schwester und Braut:
gegen die Wälsungen
wütet Wotan in Grimm;
dem Bruder sollte Brünnhilde heut'
entziehen den Sieg;
doch Siegmund schützt' ich mit meinem Schild,
trotzend dem Gott!
Der traf ihn da selbst mit dem Speer:
Siegmund fiel;
doch ich floh fern mit der Frau;
sie zu retten, eilt' ich zu euch -
ob mich Bange auch
kleinmütig
ihr berget vor dem strafenden Streich!

SECHS WALKÜREN
in grösster Bestürzung
Betörte Schwester, was tatest du?
Wehe! Brünnhilde, wehe!
Brach ungehorsam
Brünnhilde Heervaters heilig Gebot?

WALTRAUTE
von der Warte
Nächtig zieht es von Norden heran.

ORTLINDE
ebenso
Wütend steuert hieher der Sturm.

ROSSWEISSE, GRIMGERDE, SCHWERTLEITE
dem Hintergrunde zugewendet
Wild wiehert Walvaters Ross.

HELMWIGE, GERHILDE, SCHWERTLEITE
Schrecklich schnaubt es daher!

BRÜNNHILDE
Wehe der Armen, wenn Wotan sie trifft:
den Wälsungen allen droht er Verderben! -
Wer leiht mir von euch das leichteste Ross,
das flink die Frau ihm entführ'?

SIEGRUNE
Auch uns rätst du rasenden Trotz?

BRÜNNHILDE
Rossweisse, Schwester,
leih' mir deinen Renner!

ROSSWEISSE
Vor Walvater floh der fliegende nie.

BRÜNNHILDE
Helmwige, höre!

HELMWIGE
Dem Vater gehorch' ich.

BRÜNNHILDE
Grimgerde! Gerhilde! Gönnt mir eu'r Ross!
Schwertleite! Siegrune! Seht meine Angst!
Seid mir treu, wie traut ich euch war:
rettet dies traurige Weib!

SIEGLINDE
die bisher finster und kalt vor sich hingestarrt, fährt, als Brünnhilde sie lebhaft - wie zum Schutze - umfasst, mit einer abwehrenden Gebärde auf
Nicht sehre dich Sorge um mich:
einzig taugt mir der Tod!
Wer hiess dich Maid,
dem Harst mich entführen?
Im Sturm dort hätt' ich den Streich empfah'n
von derselben Waffe, der Siegmund fiel:
das Ende fand ich
vereint mit ihm!
Fern von Siegmund - Siegmund, von dir! -
O deckte mich Tod, dass ich's denke!
Soll um die Flucht
dir, Maid, ich nicht fluchen,
so erhöre heilig mein Flehen:
stosse dein Schwert mir ins Herz!

BRÜNNHILDE
Lebe, o Weib, um der Liebe willen!
Rette das Pfand, das von ihm du empfingst:
stark und drängend
ein Wälsung wächst dir im Schoss!

SIEGLINDE
erschrickt zunächst heftig; sogleich strahlt aber ihr Gesicht in erhabener Freude auf
Rette mich, Kühne! Rette mein Kind!
Schirmt mich, ihr Mädchen, mit mächtigstem Schutz!

Immer finstereres Gewitter steigt im Hintergrunde auf: nahender Donner

WALTRAUTE
auf der Warte
Der Sturm kommt heran.

ORTLINDE
ebenso
Flieh', wer ihn fürchtet!

DIE SECHS ANDEREN WALKÜREN
Fort mit dem Weibe, droht ihm Gefahr:
der Walküren keine wag' ihren Schutz!

SIEGLINDE
auf den Knien vor Brünnhilde
Rette mich, Maid! Rette die Mutter!

BRÜNNHILDE
mit lebhaftem Entschluss hebt sie Sieglinde auf
So fliehe denn eilig - und fliehe allein!
Ich bleibe zurück, biete mich Wotans Rache:
an mir zögr' ich den Zürnenden hier,
während du seinem Rasen entrinnst.

SIEGLINDE
Wohin soll ich mich wenden?

BRÜNNHILDE
Wer von euch Schwestern schweifte nach Osten?

SIEGRUNE
Nach Osten weithin dehnt sich ein Wald:
der Niblungen Hort entführte Fafner dorthin.

SCHWERTLEITE
Wurmesgestalt schuf sich der Wilde:
in einer Höhle hütet er Alberichs Reif!

GRIMGERDE
Nicht geheu'r ist's dort für ein hilflos' Weib.

BRÜNNHILDE
Und doch vor Wotans Wut schützt sie sicher der Wald:
ihn scheut der Mächt'ge und meidet den Ort.

WALTRAUTE
auf der Warte
Furchtbar fährt
dort Wotan zum Fels.

SECHS WALKÜREN
Brünnhilde, hör' seines Nahens Gebraus'!

BRÜNNHILDE
Sieglinde die Richtung weisend
Fort denn eile, nach Osten gewandt!
Mutigen Trotzes ertrag' alle Müh'n, -
Hunger und Durst, Dorn und Gestein;
lache, ob Not, ob Leiden dich nagt!
Denn eines wiss' und wahr' es immer:
den hehrsten Helden der Welt
hegst du, o Weib, im schirmenden Schoss! -
Sie zieht die Stücken von Siegmunds Schwert unter ihrem Panzer hervor und überreicht sie SieglindeVerwahr' ihm die starken Schwertesstücken;
seines Vaters Walstatt entführt' ich sie glücklich:
der neugefügt das Schwert einst schwingt,
den Namen nehm' er von mir -
"Siegfried" erfreu' sich des Siegs!

SIEGLINDE
in grösster Rührung
O hehrstes Wunder! Herrlichste Maid!
Dir Treuen dank' ich heiligen Trost!
Für ihn, den wir liebten, rett' ich das Liebste:
meines Dankes Lohn lache dir einst!
Lebe wohl! Dich segnet Sieglindes Weh'!

Sie eilt rechts im Vordergrunde von dannen. - Die Felsenhöhe ist von schwarzen Gewitterwolken umlagert; furchtbarer Sturm braust aus dem Hintergrunde daher, wachsender Feuerschein rechts daselbst

WOTANS STIMME
Steh'! Brünnhild'!

Brünnhilde, nachdem sie eine Weile Sieglinde nachgesehen, wendet sich in den Hintergrund, blickt in den Tann und kommt angstvoll wieder vor

ORTLINDE UND WALTRAUTE
von der Warte herabsteigend
Den Fels erreichten Ross und Reiter!

ALLE ACHT WALKÜREN
Weh', Brünnhild'! Rache entbrennt!

BRÜNNHILDE
Ach, Schwestern, helft! Mir schwankt das Herz!
Sein Zorn zerschellt mich,
wenn euer Schutz ihn nicht zähmt.

DIE ACHT WALKÜREN
flüchten ängstlich nach der Felsenspitze hinauf; Brünnhilde lässt sich von ihnen nachziehen
Hieher, Verlor'ne! Lass dich nicht sehn!
Schmiege dich an uns und schweige dem Ruf!
Sie verbergen Brünnhilde unter sich und blicken ängstlich nach dem Tann, der jetzt von grellem Feuerschein erhellt wird, während der Hintergrund ganz finster geworden ist
Weh'! Wütend schwingt sich Wotan vom Ross! -
Hieher rast sein rächender Schritt!

ZWEITE SZENE
Die Vorigen, Wotan

Wotan tritt in höchster zorniger Aufgeregtheit aus dem Tann auf und schreitet vor der Gruppe der Walküren auf der Höhe, nach Brünnhilde spähend, heftig einher.

WOTAN
Wo ist Brünnhild', wo die Verbrecherin?
Wagt ihr, die Böse vor mir zu bergen?

DIE ACHT WALKÜREN
Schrecklich ertost dein Toben!
Was taten, Vater, die Töchter,
dass sie dich reizten zu rasender Wut?

WOTAN
Wollt ihr mich höhnen? Hütet euch, Freche!
Ich weiss: Brünnhilde bergt ihr vor mir.
Weichet von ihr, der ewig Verworfnen,
wie ihren Wert von sich sie warf!

ROSSWEISSE
Zu uns floh die Verfolgte.

DIE ACHT WALKÜREN
Unsern Schutz flehte sie an!
Mit Furcht und Zagen fasst sie dein Zorn:
für die bange Schwester bitten wir nun,
dass den ersten Zorn du bezähmst.
Lass dich erweichen für sie, zähm deinen Zorn!

WOTAN
Weichherziges Weibergezücht!
So matten Mut gewannt ihr von mir?
Erzog ich euch, kühn zum Kampfe zu zieh'n,
schuf ich die Herzen
euch hart und scharf,
dass ihr Wilden nun weint und greint,
wenn mein Grimm eine Treulose straft?
So wisst denn, Winselnde, was sie verbrach,
um die euch Zagen die Zähre entbrennt:
Keine wie sie
kannte mein innerstes Sinnen;
keine wie sie
wusste den Quell meines Willens!
Sie selbst war
meines Wunsches schaffender Schoss: -
und so nun brach sie den seligen Bund,
dass treulos sie meinem Willen getrotzt,
mein herrschend Gebot offen verhöhnt,
gegen mich die Waffe gewandt,
die mein Wunsch allein ihr schuf! -
Hörst du's, Brünnhilde? Du, der ich Brünne,
Helm und Wehr, Wonne und Huld,
Namen und Leben verlieh?
Hörst du mich Klage erheben,
und birgst dich bang dem Kläger,
dass feig du der Straf' entflöhst?

BRÜNNHILDE
tritt aus der Schar der Walküren hervor, schreitet demütigen, doch festen Schrittes von der Felsenspitze herab und tritt so in geringer Entfernung vor Wotan
Hier bin ich, Vater: gebiete die Strafe!

WOTAN
Nicht straf' ich dich erst:
deine Strafe schufst du dir selbst.
Durch meinen Willen warst du allein:
gegen ihn doch hast du gewollt;
meinen Befehl nur führtest du aus:
gegen ihn doch hast du befohlen;
Wunschmaid warst du mir:
gegen mich doch hast du gewünscht;
Schildmaid warst du mir:
gegen mich doch hobst du den Schild;
Loskieserin warst du mir:
gegen mich doch kiestest du Lose;
Heldenreizerin warst du mir:
gegen mich doch reiztest du Helden.
Was sonst du warst, sagte dir Wotan:
was jetzt du bist, das sage dir selbst!
Wunschmaid bist du nicht mehr;
Walküre bist du gewesen:
nun sei fortan, was so du noch bist!

BRÜNNHILDE
heftig erschreckend
Du verstössest mich? Versteh' ich den Sinn?

WOTAN
Nicht send' ich dich mehr aus Walhall;
nicht weis' ich dir mehr Helden zur Wal;
nicht führst du mehr Sieger
in meinen Saal:
bei der Götter trautem Mahle
das Trinkhorn nicht reichst du traulich mir mehr;
nicht kos' ich dir mehr den kindischen Mund;
von göttlicher Schar bist du geschieden,
ausgestossen aus der Ewigen Stamm;
gebrochen ist unser Bund;
aus meinem Angesicht bist du verbannt.

DIE ACHT WALKÜREN
verlassen, in aufgeregter Bewegung, ihre Stellung, indem sie sich etwas tiefer herabziehen
Wehe! Weh'!
Schwester, ach Schwester!

BRÜNNHILDE
Nimmst du mir alles, was einst du gabst?

WOTAN
Der dich zwingt, wird dir's entziehn!
Hieher auf den Berg banne ich dich;
in wehrlosen Schlaf schliess' ich dich fest:
der Mann dann fange die Maid,
der am Wege sie findet und weckt.

DIE ACHT WALKÜREN
kommen in höchster Aufregung von der Felsenspitze ganz herab und umgeben in ängstlichen Gruppen Brünnhilde, welche halb kniend vor Wotan liegt
Halt' ein, o Vater! Halt' ein den Fluch!
Soll die Maid verblühn und verbleichen dem Mann?
Hör unser Fleh'n! Schrecklicher Gott,
wende von ihr die schreiende Schmach!
Wie die Schwester träfe uns selber der Schimpf!

WOTAN
Hörtet ihr nicht, was ich verhängt?
Aus eurer Schar ist die treulose Schwester geschieden;
mit euch zu Ross durch die Lüfte nicht reitet sie länger;
die magdliche Blume verblüht der Maid;
ein Gatte gewinnt ihre weibliche Gunst;
dem herrischen Manne gehorcht sie fortan;
am Herde sitzt sie und spinnt,
aller Spottenden Ziel und Spiel.
Brünnhilde sinkt mit einem Schrei zu Boden; die Walküren weichen entsetzt mit heftigem Geräusch von ihrer Seite
Schreckt euch ihr Los? So flieht die Verlorne!
Weichet von ihr und haltet euch fern!
Wer von euch wagte bei ihr zu weilen,
wer mir zum Trotz
zu der Traurigen hielt' -
die Törin teilte ihr Los:
das künd' ich der Kühnen an!
Fort jetzt von hier; meidet den Felsen!
Hurtig jagt mir von hinnen,
sonst erharrt Jammer euch hier!

DIE ACHT WALKÜREN
Weh! Weh!

Die Walküren fahren mit wildem Wehschrei auseinander und stürzen in hastiger Flucht in den Tann. Schwarzes Gewölk lagert sich dicht am Felsenrande: man hört wildes Geräusch im Tann. Ein greller Blitzesglanz bricht in dem Gewölk aus; in ihm erblickt man die Walküren mit verhängtem Zügel, in eine Schar zusammengedrängt, wild davonjagen. Bald legt sich der Sturm; die Gewitterwolken verziehen sich allmählich. In der folgenden Szene bricht, bei endlich ruhigem Wetter, Abenddämmerung ein, der am Schlusse Nacht folgt

DRITTE SZENE
Wotan, Brünnhilde

Wotan und Brünnhilde, die noch zu seinen Füssen hingestreckt liegt, sind allein zurückgeblieben. Langes, feierliches Schweigen: unveränderte Stellung

BRÜNNHILDE
beginnt das Haupt langsam ein wenig zu erheben. Schüchtern beginnend und steigernd.
War es so schmählich, was ich verbrach,
dass mein Verbrechen so schmählich du bestrafst?
War es so niedrig, was ich dir tat,
dass du so tief mir Erniedrigung schaffst?
War es so ehrlos, was ich beging,
dass mein Vergehn nun die Ehre mir raubt?
Sie erhebt sich allmählich bis zur knienden Stellung
O sag', Vater! Sieh mir ins Auge:
schweige den Zorn, zähme die Wut,
und deute mir hell die dunkle Schuld,
die mit starrem Trotze dich zwingt,
zu verstossen dein trautestes Kind!

WOTAN
in unveränderter Stellung, ernst und düster
Frag' deine Tat, sie deutet dir deine Schuld!

BRÜNNHILDE
Deinen Befehl führte ich aus.

WOTAN
Befahl ich dir, für den Wälsung zu fechten?

BRÜNNHILDE
So hiessest du mich als Herrscher der Wal!

WOTAN
Doch meine Weisung nahm ich wieder zurück!

BRÜNNHILDE
Als Fricka den eignen Sinn dir entfremdet;
da ihrem Sinn du dich fügtest,
warst du selber dir Feind.

WOTAN
leise und bitter
Dass du mich verstanden, wähnt' ich,
und strafte den wissenden Trotz:
doch feig und dumm dachtest du mich!
So hätt' ich Verrat nicht zu rächen;
zu gering wärst du meinem Grimm?

BRÜNNHILDE
Nicht weise bin ich, doch wusst' ich das eine,
dass den Wälsung du liebtest.
Ich wusste den Zwiespalt, der dich zwang,
dies eine ganz zu vergessen.
Das andre musstest einzig du sehn,
was zu schaun so herb schmerzte dein Herz:
dass Siegmund Schutz du versagtest.

WOTAN
Du wusstest es so, und wagtest dennoch den Schutz?

BRÜNNHILDE
leise beginnend
Weil für dich im Auge das eine ich hielt,
dem, im Zwange des andren
schmerzlich entzweit,
ratlos den Rücken du wandtest!
Die im Kampfe Wotan den Rücken bewacht,
die sah nun das nur, was du nicht sahst: -
Siegmund musst' ich sehn.
Tod kündend trat ich vor ihn,
gewahrte sein Auge, hörte sein Wort;
ich vernahm des Helden heilige Not;
tönend erklang mir des Tapfersten Klage:
freiester Liebe furchtbares Leid,
traurigsten Mutes mächtigster Trotz!
Meinem Ohr erscholl, mein Aug' erschaute,
was tief im Busen das Herz
zu heilgem Beben mir traf.
Scheu und staunend stand ich in Scham.
Ihm nur zu dienen konnt' ich noch denken:
Sieg oder Tod mit Siegmund zu teilen:
dies nur erkannt' ich zu kiesen als Los! -
Der diese Liebe mir ins Herz gehaucht,
dem Willen, der dem Wälsung mich gesellt,
ihm innig vertraut, trotzt' ich deinem Gebot.

WOTAN
So tatest du, was so gern zu tun ich begehrt,
doch was nicht zu tun die Not zwiefach mich zwang?
So leicht wähntest du Wonne des Herzens erworben,
wo brennend Weh' in das Herz mir brach,
wo grässliche Not
den Grimm mir schuf,
einer Welt zuliebe der Liebe Quell
im gequälten Herzen zu hemmen?
Wo gegen mich selber
ich sehrend mich wandte,
aus Ohnmachtschmerzen
schäumend ich aufschoss,
wütender Sehnsucht sengender Wunsch
den schrecklichen Willen mir schuf,
in den Trümmern der eignen Welt
meine ew'ge Trauer zu enden: -
da labte süss dich selige Lust;
wonniger Rührung üppigen Rausch
enttrankst du lachend der Liebe Trank,
als mir göttlicher Not nagende Galle gemischt?
Deinen leichten Sinn lass dich denn leiten:
von mir sagtest du dich los.
Dich muss ich meiden,
gemeinsam mit dir
nicht darf ich Rat mehr raunen;
getrennt, nicht dürfen
traut wir mehr schaffen:
so weit Leben und Luft
darf der Gott dir nicht mehr begegnen!

BRÜNNHILDE
Wohl taugte dir nicht die tör'ge Maid,
die staunend im Rate
nicht dich verstand,
wie mein eigner Rat
nur das eine mir riet:
zu lieben, was du geliebt. -
Muss ich denn scheiden und scheu dich meiden,
musst du spalten, was einst sich umspannt,
die eigne Hälfte fern von dir halten,
dass sonst sie ganz dir gehörte,
du Gott, vergiss das nicht!
Dein ewig Teil nicht wirst du entehren,
Schande nicht wollen, die dich beschimpft:
dich selbst liessest du sinken,
sähst du dem Spott mich zum Spiel!

WOTAN
Du folgtest selig der Liebe Macht:
folge nun dem, den du lieben musst!

BRÜNNHILDE
Soll ich aus Walhall scheiden,
nicht mehr mit dir schaffen und walten,
dem herrischen Manne gehorchen fortan:
dem feigen Prahler gib mich nicht preis!
Nicht wertlos sei er, der mich gewinnt.

WOTAN
Von Walvater schiedest du -
nicht wählen darf er für dich.

BRÜNNHILDE
leise mit vertraulicher Heimlichkeit
Du zeugtest ein edles Geschlecht;
kein Zager kann je ihm entschlagen:
der weihlichste Held - ich weiss es -
entblüht dem Wälsungenstamm.

WOTAN
Schweig' von dem Wälsungenstamm!
Von dir geschieden, schied ich von ihm:
vernichten musst' ihn der Neid!

BRÜNNHILDE
Die von dir sich riss, rettete ihn.
heimlich
Sieglinde hegt die heiligste Frucht;
in Schmerz und Leid, wie kein Weib sie gelitten,
wird sie gebären,
was bang sie birgt.

WOTAN
Nie suche bei mir Schutz für die Frau,
noch für ihres Schosses Frucht!

BRÜNNHILDE
heimlich
Sie wahret das Schwert, das du Siegmund schufest.

WOTAN
heftig
Und das ich ihm in Stücken schlug!
Nicht streb', o Maid, den Mut mir zu stören;
erwarte dein Los, wie sich's dir wirft;
nicht kiesen kann ich es dir!
Doch fort muss ich jetzt, fern mich verziehn;
zuviel schon zögert' ich hier;
von der Abwendigen wend' ich mich ab;
nicht wissen darf ich, was sie sich wünscht:
die Strafe nur muss vollstreckt ich sehn!

BRÜNNHILDE
Was hast du erdacht, dass ich erdulde?

WOTAN
In festen Schlaf verschliess' ich dich:
wer so die Wehrlose weckt,
dem ward, erwacht, sie zum Weib!

BRÜNNHILDE
stürzt auf ihre Knie
Soll fesselnder Schlaf fest mich binden,
dem feigsten Manne zur leichten Beute:
dies eine muss du erhören,
was heil'ge Angst zu dir fleht!
Die Schlafende schütze mit scheuchenden Schrecken,
dass nur ein furchtlos freiester Held
hier auf dem Felsen einst mich fänd'!

WOTAN
Zu viel begehrst du, zu viel der Gunst!

BRÜNNHILDE
seine Knie umfassend
Dies eine musst du erhören!
Zerknicke dein Kind, das dein Knie umfasst;
zertritt die Traute, zertrümmre die Maid,
ihres Leibes Spur zerstöre dein Speer:
doch gib, Grausamer, nicht
der grässlichsten Schmach sie preis!
mit wilder Begeisterung
Auf dein Gebot entbrenne ein Feuer;
den Felsen umglühe lodernde Glut;
es leck' ihre Zung', es fresse ihr Zahn
den Zagen, der frech sich wagte,
dem freislichen Felsen zu nahn!

WOTAN
überwältigt und tief ergriffen, wendet sich lebhhaft zu Brünnhilde, erhebt sie von den Knien und blickt ihr gerührt in das Auge
Leb' wohl, du kühnes, herrliches Kind!
Du meines Herzens heiligster Stolz!
Leb' wohl! Leb' wohl! Leb' wohl!
sehr leidenschaftlich
Muss ich dich meiden,
und darf nicht minnig
mein Gruss dich mehr grüssen;
sollst du nun nicht mehr neben mir reiten,
noch Met beim Mahl mir reichen;
muss ich verlieren dich, die ich liebe,
du lachende Lust meines Auges:
ein bräutliches Feuer soll dir nun brennen,
wie nie einer Braut es gebrannt!
Flammende Glut umglühe den Fels;
mit zehrenden Schrecken
scheuch' es den Zagen;
der Feige fliehe Brünnhildes Fels! -
Denn einer nur freie die Braut,
der freier als ich, der Gott!
Brünnhilde sinkt, gerührt und begeistert, an Wotans Brust; er hält sie lange umfangen. Sie schlägt das Haupt wieder zurück und blickt, immer noch ihn umfassend, feierlich ergriffen Wotan in das Auge
Der Augen leuchtendes Paar,
das oft ich lächelnd gekost,
wenn Kampfeslust ein Kuss dir lohnte,
wenn kindisch lallend der Helden Lob
von holden Lippen dir floss:
dieser Augen strahlendes Paar,
das oft im Sturm mir geglänzt,
wenn Hoffnungssehnen das Herz mir sengte,
nach Weltenwonne mein Wunsch verlangte
aus wild webendem Bangen:
zum letztenmal
letz' es mich heut'
mit des Lebewohles letztem Kuss!
Dem glücklichen Manne
glänze sein Stern:
dem unseligen Ew'gen
muss es scheidend sich schliessen.
Er fasst ihr Haupt in beide Hände
Denn so kehrt der Gott sich dir ab,
so küsst er die Gottheit von dir!
Er küsst sie lange auf die Augen. Sie sinkt mit geschlossenen Augen, sanft ermattend, in seinen Armen zurück. Er geleitet sie zart auf einen niedrigen Mooshügel zu liegen, über den sich eine breitästige Tanne ausstreckt. Er betrachtet sie und schliesst ihr den Helm: sein Auge weilt dann auf der Gestalt der Schlafenden, die er mit dem grossen Stahlschilde der Walküre ganz zudeckt. Langsam kehrt er sich ab, mit einem schmerzlichen Blicke wendet er sich noch einmal um. Dann schreitet er mit feierlichem Entschlusse in die Mitte der Bühne und kehrt seines Speeres Spitze gegen einen mächtigen Felsstein
Loge, hör'! Lausche hieher!
Wie zuerst ich dich fand, als feurige Glut,
wie dann einst du mir schwandest,
als schweifende Lohe;
wie ich dich band, bann ich dich heut'!
Herauf, wabernde Lohe,
umlodre mir feurig den Fels!
Er stösst mit dem Folgenden dreimal mit dem Speer auf den Stein
Loge! Loge! Hieher!
Dem Stein entfährt ein Feuerstrahl, der zur allmählich immer helleren Flammenglut anschwillt. Lichte Flackerlohe bricht aus. Lichte Brunst umgibt Wotan mit wildem Flackern. Er weist mit dem Speere gebieterisch dem Feuermeere den Umkreis des Felsenrandes zur Strömung an; alsbald zieht es sich nach dem Hintergrunde, wo es nun fortwährend den Bergsaum umlodert
Wer meines Speeres Spitze fürchtet,
durchschreite das Feuer nie!

Er streckt den Speer wie zum Banne aus, dann blickt er schmerzlich auf Brünnhilde zurück, wendet sich langsam zum Gehen und blickt noch einmal zurück, ehe er durch das Feuer verschwindet. Der Vorhang fällt

История создания оперы

Время создания: 1848-1856 гг.
Премьера (не в составе "Кольца"): 26 июня 1870 года в Мюнхене.

.
Из книги Рихарда Вагнера "Моя Жизнь" (часть третья, глава 22, 42, 58)

"Наконец наступил май... В имении Риндеркнехт, расположенном не очень высоко в горах, мы нашли сносное помещение и 22 мая отпраздновали 39-ую годовщину моего рождения деревенским обедом на свежем воздухе, с открытым видом на озеро и далёкие Альпы. К сожалению, вскоре установилась, на всё почти лето, дождливая погода, и мне стоило большого труда бороться с её дурным действием на моё настроение. Тем не менее я принялся за работу. Так как я начал осуществлять свой план с конца, то, двигаясь к началу, после "Смерти Зигфрида" и "Юного Зигфрида" я взялся за "Валькирию", чтобы затем дать в в виде пролога "Золото Рейна". При таком методе работы я к последним числам июня закончил текст "Валькирии". Попутно я написал посвящение моей партитуры Листу, а также рифмованную отповедь невежественному критику "Летучего голландца", печатавшему свои статьи в одной из швейцарских газет.

...30 декабря я закончил композиционный эскиз "Валькирии". В январе 1855 года я принялся за инструментовку "Валькирии". Однако мне пришлось на некоторое время прервать работу, чтобы заняться увертюрой к "Фаусту", написанной 15 лет назад в Париже...

...Однако здесь я должен был соблюдать большую осторожность: малейшее волнение вызывало у меня приступы рожи... Среди таких мучительных настроений текст "Тристана" намечался у меня всё яснее и яснее. В дни выздоровления, наоборот, я усердно, но с трудом, занимался партитурой "Валькирии", которая к марту этого года (1856) была совершенно закончена".

Подробнее: История создания "Кольца нибелунга".
.

Р. Вагнер. Валькирия. Перевод В. Коломийцева

Коломийцев Виктор Павлович (1868 - 1936) - музыкальный критик и переводчик. В 1891 окончил юридический факультет Петербургского университета и одновременно музыкальные курсы Рапгофа (по классу фортепьяно). Затем учился экстерном в Петербургской консерватории по классам фортепьяно, а также теории музыки и полифонии. С 1904 года работал музыкальным критиком в газете "Русь", был одним из организаторов Театра музыкальной драмы. После революции стал членом совета Мариинского театра. Писал музыкально-критический статьи для журналов "Жизнь искусства", "Вестник театра и искусства", газеты "Новости" (иногда подписывался псевдонимами - В. К., Бекар, Idem). С 1900 года занимался переводами Вагнера и проблемой связи музыки и текста в его операх.Также переводил оперы Глюка, Гуно, Бизе; романсы, кантаты, хоры (в т.ч. финал Девятой симфонии Бетховена - Оду "К радости" Шиллера), песни Шуберта.

Валькирия. Перевод В.Коломийцева

РИХАРД ВАГНЕР
ВАЛЬКИРИЯ

Первый день тетралогии «Кольцо Нибелунга»
Опера в трёх действиях
Либретто Р. Вагнера

Перевод В.Коломийцева

Действующие лица:

Зигмунд (тенор)
Хундинг (бас)
Зиглинда, его жена (сопрано)
Вотан, верховный бог (бас)
Фрика, его жена (меццо-сопрано)
Брунгильда, валькирия, его дочь (сопрано)
Герхильда, валькирия (сопрано)
Ортлинда, валькирия (сопрано)
Вальтраута, валькирия (меццо-сопрано)
Швертлейта, валькирия (меццо-сопрано)
Хельмвига, валькирия (сопрано)
Зигруна, валькирия (меццо-сопрано)
Гримгерда, валькирия (меццо-сопрано)
Росвейса, валькирия (меццо-сопрано)

Валькирия. Перевод В.Коломийцева. Акт I

Валькирия
Певый день
торжественного сценического представления
"Кольцо Нибелунга"
Акт I

Внутренность жилища.

Посреди сцены возвышается ствол могучего ясеня, корни которого, сильно выступая и широко разбросавшись, уходят в земляной пол. Срубчатый потолок скрывает вершину дерева, причем как самый, ствол, так и распростершиеся во вей стороны ветви проходят сквозь точно подогнанные отверстия потолка; предполагается, таким образом, что густолиственная вершина ясеня раскинулась уже над крышею. Ствол является центром постройки ("зала"); грубо обтесанные бревна и доски стен там и сям завешаны плетеными и ткаными коврами. Справа на переднем план — очаг; его дымовая труба по стене уходит в крышу. Позади очага находится нечто вроде внутренней кладовой, к которой ведут несколько деревянных ступенек; перед этим помещением висит плетеный ковер, наполовину отдернутый. На заднем плане — большая входная дверь с простым деревянным затвором. Слева — дверь во внутреннюю комнату, куда тоже ведут ступеньки; с той же стороны, но на переднем плане, стоит стол; за ним — широкая лавка, вделанная в стену; перед столом — деревянные скамейки. Занавес подымается после бурно стремительного оркестрового вступления. Сцена остается некоторое время пустой. Затем, поспешно отворяя снаружи входную дверь, появляется Зигмунд. — День клонится к вечеру; разыгравшаяся на дворе сильная буря мало-по-малу совершенно утихает. — Зигмунд, еще держась рукой за дверной засов, оглядывает жилище; он кажется изнуренным от чрезмерного напряжения сил; его одежда и весь внешний вид показывают, что он спасается бегством. — Не видя никого, он затворяет за собою дверь, с крайним усилием смертельно усталого человека направляется к очагу и бросается на разостланную перед ним медвежью шкуру.

Зигмунд
Сюда, к очагу, —
чей бы он ни был!

Зиглинда
(оставаясь еще на заднем плане)
Какой-то гость?
Узнаю, кто он...

(Она спокойно подходит немного ближе.)

Кто в дом вошел
и лег у огня?

(Так как Зигмунд не шевелится, она подходит еще ближе и разглядывает гостя.)

Трудный путь
утомил его...
Как неподвижен он!
Может быть, мертв?

(Она наклоняется над ним и прислушивается.)

Нет, слышно дыханье, —
глаза лишь закрыты...
Гордым кажется он,
но лишился чувств...

Зигмунд
(внезапно подымая голову)
Родник! Родник!

Зиглнида
Питья он хочет...

Жгучей жажде
прохладу несу я, —
воду, как ты хотел...

Зигмунд
Бодрую свежесть
дал мне родник,—
невзгоды гнет
он облегчил:
мой дух просветлел,
глазам опять
блаженство зренья дано...
Скажи, кто так мне помог?

Зиглинда
Жильем и женой
владеет Хундинг;
ты сегодня наш гость:
мужа дождись со мной!

Зигмунд
Я безоружен,
устал от ран
и ему не опасен...

Зиглинда
(с озабоченной поспешностью)
Мне раны скорей покажи!

Зигмунд
(встряхивается и быстро принимает сидячее положение)
О, нет! Полно!
Ничтожны они,
и крепки еще
все члены мои!
Если б так,
как эта рука,
твердо было оружье, —
я бежать бы не стал;
но сломились копье и щит!
Меня травила
стая врагов,
грозой я был
смят и разбит;
но быстрее,
чем я от своры,
боль бежит от меня:
ночь затмевала мой взор,—
но день смеется мне вновь!

Зиглинда идет в кладовую, наполняет рог медом и с приветливым волнением подает напиток Зигмунду.

Зиглинда
Душистого меда
выпить рог —
мне не откажет гость...

Зигмунд
Но отведай и ты...

Зигмунд
(дрожащим голосом)
Пожалела ты несчастливого:
(пылко)
да не тронет беда тебя!
(Он быстро встает.)
Прошла усталость,
я бодр опять:
дальше в путь я иду!

(Он делает несколько шагов в глубину сцены.)

Зиглинда
(живо оборачиваясь к нему)
Ты бежишь... Кто гонит тебя?

Зигмунд
(словно очарованный ее призывом, останавливается;
медленно и мрачно)
Несчастье всюду
рыщет за мною;
Несчастье входит
в дом, где я кроюсь...
Но твой дом должен быть свят!
Я расстаюсь с тобой!

(Он быстро идет к двери и подымает затвор.)

Знглинда
(в горячем самозабвении удерживая его)
Останься здесь!
Ты в дом беды не внесешь, —
беда здесь сама живет...

Зигмунд
"Скорбным" я назвал себя:
Хундинг гостя увидит! —

Зиглинда
(отвечал на взгляд Хундинга)
К нам вошел
раненый гость:
устал он в пути...

Хундинг
Ты с ним была?

Зиглинда
(спокойно)
За ним ходила я, —
пить ему дала...

Зигмунд
(все время спокойно и твердо глядя на Хундинга)
Здесь приют
мне был дан:
ты недоволен этим?

Хундинг
Свят мне мой очаг:
свят он будь и тебе!

(Он снимает с себя оружие и передает его Зиглинде; обращаясь к ней.)

Ужин ставь нам, мужам!

Хундинг пронизывающим и удивленным взглядом измеряет гостя, сличая его внешность с внешностью своей жены.

Хундинг
(про себя)
Как сходен он с нею!
Таким же огнем
глаз пришельца сверкает...

(Он скрывает свое удивление и с деланным простодушием обращается к Зигмунду.)

Долго, знать,
длился твой путь, —
ты без коня
пробрался к нам;
какой тропой
тяжелой ты брел?

Зигмунд
Чрез лес и поле,
степь и кусты
гнали меня
гроза и рок;
неведом мне путь, где я шел;
где очутился, —
тоже не знаю:
ты мне поведай о том.

Хундинг
(сидя за столом и предлагая место Зигмунду)
В своем дому
приют и кров
Хундинг дал тебе;
если направишь
на запад путь, —
родни моей
там живут семьи,
что честь мою охраняют. —
Сделай честь мне, мой гость,
и себя теперь назови.

Хундинг
(наблюдая за обоими)
Если мне
не хочешь сказать, —
то ей вот —
молви смело:
взгляни, — она
так жадно ждет!

Зиглинда
(просто и участливо)
Гость, назови мне себя!

Зигмунд
(вскидывает голову, глядит ей в глаза и начинает в строго-сдержанном тоне)
"Мирным" зваться нельзя мне;
"Радостным" думал я быть,
но "Скорбный" — вот мое имя. —
"Волк", — это был отец мой;
с сестрой я родился, —
близнецами были мы с ней.
Мать вскоре же
я потерял,
а с ней и ту,
кто со мной родилась;
мне их не вспомнить теперь. —
Волк был силен, отважен;
врагов он много имел.
С собою сына
он брал на охоту;
однажды домой
мы с травли пришли, —
а волчий дом был пуст.
Дотла сгорел
сверкающий зал,
и пнем наш дуб
цветущий стоял;
лежала убитой
мать на земле,
исчезла бесследно
в огне сестра:
нам столько бед принес
злых Нейдингов мрачный род. —
Бежал со мной
гонимый отец;
в дикой чаще
юноша прожил
со старым немало лет;
часто их
пытались схватить, —
но храбро пара волков дралась! —

(обращаясь к Хундингу)

Волчонка видишь ты здесь,
а Волчонка знают враги!

Хундинг
Странен рассказ твой смелый,
повесть чудна твоя,
Скорбный Волчонок!
Хотя об отважных Волках
я тоже что-то слышал,
но не встречал их
доныне сам...

Знглнида
Еще скажи мне, путник:
где твой отец теперь?

Зигмунд
Ловить затеяли нас
черные Нейдинги вновь:
ловцов немало
волки побили,
ловцов через лес
дичь погнала;
как дым, рассеялся враг.
Но бой разлучил нас с отцом;
он пропал из вида;
напрасно искал я. —
только волчью шкуру
в чаще нашел, —
след, брошенный им...
Отец мой вдруг исчез...
И в лесу я заскучал. —
к мужам мне хотелось и к женам...
И там, и здесь, —
всюду я был;
искал друзей,
подруг искал, —
но везде я был отвергнут:
горе шло со мной.
Что я добром считал,
то не нравилось им;
а что я считал злом, —
было по сердцу всем.
Раздор повсюду
я вызывал, —
крик гнева
несся мне вслед;
жаждал я счастья, —
скорбь лишь будил:
и должен я Скорбным зваться, —
лишь в скорби вечно я жил!

(Он бросает взгляд на Зиглинду и видит, что ее глаза полны сочувствия к нему.)

Хундинг
Не любила Норна тебя, —
злосчастен жребий твой;
рад не будет никто,
к кому ты в дом войдешь.

Зиглинда
Трусам лишь может
безоружный гость
страх внушать! —
Молви мне, гость,
в битве какой
оружье ты потерял?

Зигмунд
(все более и более возбуждаясь)
Меня позвала
дева в беде:
ее насильно
отдать немилому в жены
хотела родня.
Против насилья
выступил я,
на всю родню
смело напал, —
и враг сражен был мной.
Лежали павшие братья:
вдруг дева припала к телам, —
вражду сменила печаль.
Потоки горьких слез
на них невеста лила:
лишь о гибели кровных братьев
громко стонала она. —
И родня убитых
бросилась к нам,
в безграничной жажде
отметить за них:
тесно меня
враги окружили.
С поля борьбы
дева не шла;
мой щит ей жизнь
долго спасал;
но вот разбились
и щит, и копье.
Я не мог уже драться, —
смерть постигла ее:
за мною помчалась толпа, —
а невеста была мертва.

(устремив на Зиглинду горестно-пламенный взор)

Теперь ты видишь,
жена, что имя "Мирный"
дать нельзя мне!

Он встает и идет к очагу. Зиглинда, бледная и глубоко потрясенная, склоняет голову.

Хундинг
(вставая)
Я знаю дерзостный род, —
не свято ему,
что свято всем:
отвергнут он всеми и мной!
И я с другими был позван —
мстить беспощадно
за кровь родни:
пришел поздно,
вернуться пришлось, —
чтоб беглый вражий след
в своем же доме найти!

(Он отходит от стола.)

Зиглинда встает со своего места и с беспокойным видом становится между ними.

Хундинг
(Зиглинде, грубо)
Прочь уходи!
В спальню ступай!
Питье мне на ночь готовь
и жди меня ко сну!

Зиглинда стоит некоторое время в нерешительности что-то обдумывая. — Она медленно поворачивается и. задерживая шаги, направляется к кладовой. Там она опять останавливается, погруженная в мысли и наполовину отвратив лицо. — Приняв спокойно какое-то решение, она открывает поставец, наполняет напитком рог и всыпает туда из деревянной кружки приправу. — Затем она переводит глаза на Зигмунда, чтобы встретить его взгляд, все время на нее устремленный. — Она замечает, что Хундинг следит за нею, и тотчас же направляется к спальне. На ступеньках она еще раз оборачивается, глядит на Зигмунда глазами, полными страстной тоски, и долгим взглядом указывает ему, с выразительной определенностью, одно место на стволе ясеня. — Хундннг делает резкое движение и повелительным жестом гонит ее прочь. — Бросив последний взгляд на Зигмунда, который продолжает спокойно, затаив гнев, стоять у очага, — она уходит в спальню и затворяет за собою дверь,

Хундинг
(снимая с дерева свое оружие)
Оружье — сила мужей!

(Уходя, он обращается к Зигмунду.)

Ты завтра в бой со мной вступишь:
меня слышал ты?
Ну, берегись!

(Захватив с собой оружье, он уходит в спальню; слышно, как он изнутри запирает затвор двери.)

Зигмунд
Мне меч отцом был завещан, —
в беде я его найду...
Я к врагу в дом
без меча вошел —
и залогом стал
мщенья его...
Мелькнул образ
дивной жены...
О, страх восторга,
сердца боль!..
Томленье влечет меня к ней,
я во власти сладких чар...
Она — рабыня того,
кто меня в плен взял, глумясь! —
Вельзе! Вельзе!
Где же твой меч,
твой крепкий меч?
Я взмахну им грозно,
когда сокровенный мой гнев
восстанет со дна души!

Зигмунд
Что там мерцает,
как звезда?
Из ствола яркий
исходит луч...
Слепые очи
свет озарил,
тайно радуя взор...
Как волшебный блеск
мне сердце жжет!
Иль это взгляд
цветущей жены,
что так грустно
прощаясь со мной,
бросила здесь она?..

(Огонь начинает постепенно меркнуть.)

(Новая слабая вспышка огня в очаге.)

Зиглинда
Спишь ли ты, гость?

Зигмунд
(радостно изумленный)
Кто там во тьме?

Зиглинда
(торопливо и таинственно)
Я здесь: слушай меня!
Глубоко Хундинг спит,
усыпленный напитком моим:
пользуйся ночью, — беги!

Зигмунд
(горячо прерывая ее)
Я рад быть с тобой!

Зиглинда
Есть оружье здесь, у нас в доме:
о, гость, достань его!
Ты станешь славен
славой великой:
сильнейшему лишь
дан этот меч!
Внимай тому,
что расскажу я! —

Родню свою
здесь Хундинг собрал,
суровую празднуя свадьбу:
насильно себе
он брал жену, —
жертву разбойников злых.
Грустно было
мне средь веселья...
Вдруг странник в дом наш вошел, —
старец в сером плаще:
он шляпу, входя,
надвинул на глаз свой левый;
но другой сверкал,
робость внушая, —
всем грозил
этот властный взгляд;
лишь во мне
он пробудил томленье сладкой тоски, —
слезы и радость грез...
Мой взор встретив,
на них оглянувшись,
вдруг мечем пришелец взмахнул
и весь блестящий
стальной клинок
погрузил в ясеня ствол: —
тому этот меч назначен,
кто извлечет его! —
Но тщетно гости
всю мощь напрягали, —
никто меча не достал.
Все входили
и друг за другом
хватались за рукоять, —
но ничуть не сдвинулся меч:
вот он глядит из ствола...
И ясно стало мне, —
чей привет утешил меня,
и кто лишь
может меч
достать могучей рукой...
О, если б он, мой друг,
был здесь, со мной!
Если б в беде
я нашла его!
Все горе мое,
все страданья мои,
мучительный стыд
и тяжкий позор, —
все искупила б
мщения сладость!
Ко мне счастье
вернулось бы вновь,
и жизни опять
я б улыбнулась, —
если б герой мой пришел,
если б друг мой
обнял меня!

Зигмунд
(обнимает ее с пламенной страстью)
Тебя, о жена,
обнял твой друг!
Оружье и ты — мои!
Жарко в груди
клятва горит,
что мне тебя отдает!
Все грезы мои
явились в тебе,
в тебе счастье
я ныне познал!
Плакала ты, —
и я тосковал;
я был гоним, —
ты терпела позор:
радостью мщенья
ныне упьемся!
Смех бурный
ликует во мне, —
я ведь тебя обнимаю
слышу сердце твое!

Большая входная дверь внезапно распахивается.

Зиглинда
(испуганно вздрагивая и вырываясь из объятий Зигмунда)
Ах, кто там?
Кто в дверь вошел?

Зигмунд
(в тихом восторге)
Нет никого, — но Гость вошел:
вот он, взгляни, — ласковый Май!

Нежным усилием он привлекает Зиглинду к себе на ложе, сажая ее рядом с собою. — Месяц сияет все ярче и ярче,

Зигмунд
Бури злые стихли
в лучах весны, —
сияньем кротким
светится Май;
на крыльях легких
рея тихо,
чудо он
земле несет;
его дыханье
веет лаской,
радость льют
его глаза!
В блаженном пеньи птичек
Май звучит.
Маем дышит
запах трав;
от тепла его
цветут волшебно растенья,
жизнь дает он
слабым росткам.
Оружьем нежным Мая
мир покорен;
вьюги зимы
в страхе умчались прочь;
и властным ударом
вот он открыл
суровый затвор,
что упрямо его к нам, —
к нам не пускал! —
К своей сестре
влетел светлый Май, —
манила брата Любовь:
у нас в сердцах
скрывалась она, —
и рада свету теперь!
Невеста-сестра
спасена своим братом,
разлуки горькой
пала стена:
мир,смеясь
молодой чете,
венчает Май и Любовь!

Зиглинда
Ты — этот Май,
к тебе я стремилась
в холодные дни зимы!
Ты свет мне принес, —
и сердце мое
задрожало вдруг в сладком страхе
Дни мои грустно текли, —
мрачно и одиноко:
мне все казалось чужим,
что давала мне жизнь...
Но ты тотчас
признан был мной:
не успел ты войти,
как стал мне близок!
Что таилось в груди, —
сон души, —
все озарил
солнечный день:
в ушах зазвучал
звон ликованья,
когда в чужбине дикой
предстал мне желанный друг!

(Она в восторге охватывает руками его шею и глядит ему прямо в лицо.)

Зигмунд
(в восхищении)
О, светлая радость!
Счастье мое!

Зиглинда
(приближая свои глаза к его глазам)
О, дай мне близко
к тебе прижаться,
чтоб ясно видеть
чудесный свет,
что мне горит
в глазах твоих
и чарует чувства мои!

Зигмунд
В лучах весны
светишься ты,
волны волос
обрамляют тебя...
Вижу теперь
всю прелесть твою:
блаженство пьет мой взор!

Зиглинда
(откидывая назад кудри его лба и изумленно любуясь им)
О, как открыт
твой гордый лоб!
Как бьется в висках
благородная кровь! —
И страха, и восторга
сердце полно...
Мне чудом кажется вот что:
впервые видя тебя, —
тебя узнала я!

Зигмунд
Меня волнует
тот же сон:
в мечтах любви
ты являлась уж мне!

Зиглинда
В ручье я видела
образ свой, —
теперь он виден мне снова:
как отражала вода, —
ты отражаешь меня!

Зигмунд
Ты — образ тот,
что хранил я в себе!

Зиглинда
(быстро отводя свой взор)
Молчи!.. Дай мне
припомнить голос...
Как будто он мне
в детстве звучал...
Но нет! Звучал он недавно, —
когда на голос мой
мне звонко лес отвечал!

Зигмунд
О, сладостной
лютни нежные звуки!

Зиглинда
(снова заглядывая ему в глаза)
И огонь твоих глаз
сверкал уже мне:
так в очи мои
старец глядел,
утешая печаль мою...
Я по взгляду узнала отца...
назвать уж его я хотела!..

(Она останавливается; датем тихо продолжает)

"Скорбный" — имя твое?

Зигмунд
Теперь меня
так не зови:
я стал ныне дивно счастлив!

Знглинда
Но "Мирным"
ты не можешь назваться?

Зигмунд
Я назовусь,
как желает подруга:
мне имя дай ты сама!

Зиглинда
Но звался ли Волком отец твой?

Зигмунд
Был волк для лисиц трусливых!
Но тот, чей взор
гордо сиял мне,
как чудные очи твои, —
тот имя Вельзе носил!

Зиглинда
(вне себя)
Так Вельзе— отец твой!
Но если ты Вельзунг, —
значит тебе
оставил он меч, —
и другу-герою
нашла я имя:
Зигмунд — так назовись!

Зигмунд
(вскакивает с места, подбегает к стволу ясеня и хватается за рукоять меча)
Зигмунд назван, —
я Зигмунд ныне!
И доблестный меч
бесстрашно я вырву!
Вельзе сказал мне,
что в тяжкой беде
меч я найду:
он найден мной! —
Страсти священной
скорбный стон, —
муки любовной
жгучий огонь, —
в сердце ярко горя,
даст мне жизнь и смерть!

Мощным напряжением силы он вырывает меч из ствола и показывает Зиглинде, охваченной изумлением и восторгом.

Зигмунд
Зигмунд, сын Вельзе,
пред тобой!
Его брачный дар — этот меч!
Жену себе
сосватал герой
и с ней бежит
из дома врага! —
Вдаль скорей
следуй за мной, —
в светлый дворец,
где царствует Май:
тебя там меч защитит,
когда твой Зигмунд падет!

(Он обнимает ее, чтоб увести с собою.)

Зиглинда
(в величайшем упоении вырывается из его объятий и становится против него).
Если Зигмунд
здесь предо мною,
Зиглинду ты видишь, —
она твоя!
Сестру родную
вместе с мечем ты нашел!

(Она бросается к нему на грудь.)

Зигмунд
Ты сестра мне,
ты и жена мне, —
цвети же,
Вельзунгов род!

С бешеной страстью он привлекает ее к себе. Занавес быстро падает.

Валькирия. Перевод В.Коломийцева. Акт II

Валькирия
Певый день
торжественного сценического представления
"Кольцо Нибелунга"
Акт II

Дикие горы и скалы.

В глубине сцены снизу подымается ущелье, сверху оканчиваясь высоким хребтом; в направлении авансцены почва, начиная с уклона этого хребта, снова понижается.

Вотан, в боевом вооружении, с копьем в руке; перед ним — Брунгильда, в образе Валькирии, тоже в полном вооружении.

Вотан
Взнуздай же коня,
дева войны, —
жаркий бой
вспыхнуть готов!
Ты устремись в этот бой, —
пусть Вельзунг в нем победит!
Хундинг сам пойдет
к равным себе:
в Валгалле не нужен он мне.
Лети же и мчись!
В битву спеши!

Брунгильда
(ликуя и прыгая с утеса на утес, поднимается на высоты справа)
Ноjotoho! Ноjotoho!
Heiaha! Heiaha!

На вершине одной высокой скалы она останавливается, заглядывает в глубину заднего ущелья и, обернувшись к Встану, кричит ему.

Брунгильда
Отец мой, к битве
будь готов сам!
Схватки злой
должен ты ждать:
Фрика ищет тебя.
и к нам ее
бараны везут!
Ха! Как мелькает
бич золотой!
Животных бедных
страх обуял!
Как мчится повозка!
Бурю это сулит!
В таких сраженьях
что делать мне?
Я люблю доблестный
бой мужей! —
Итак, оставайся один:
лечу я, веселая, прочь!
Ноjotoho! Ноjotoho!
Heiaha! Heiaha!

Брунгильда исчезает в стороне за горной вершиной. — В колеснице, запряженной двумя баранами, Фрика поднимается из ущелья на вершину хребта; там она быстро останавливает баранов, выходит из повозки и стремительно направляется на передний план, к Вотану.

Вотан
(видя приближающуюся к нему Фрику, про себя)
Все тот же спор,
все тот же шум!
Но тверд буду я ныне!

Приближаясь, Фрика постепенно умеряет свои шаги и с достоинством останавливается перед Вотаном.

Фрика
Ты укрылся здесь в горах,
вдали от взоров моих;
я ищу
всюду тебя,
чтоб помощь ты оказал мне.

Вотан
Пусть Фрика скажет,
что надо ей.

Фрика
Громко Хундинг в беде
о мщеньи молит меня:
союзы брачные
святы мне,
и мой долг —
казнить беспощадно
грех дерзкой четы,
нанесшей мужу позор. —

Вотан
Чем греховен
их союз,
венчанный нежной весной?
Любви волшебство
в них страсть зажгло:
возможно ль Любовь казнить?

Фрика
Ты хочешь казаться глухим,
но должен и ты понять,
что обвиненье
тяжко мое,
что брак священный осмеян!

Вотан
Брака священного нет
в союзе без любви;
и ты тщетно
ждешь, чтобы я
укреплял насильно
устои брака:
где цветут силы свободно,
там я зову их к борьбе!

Фрика
Брака разрыв
восхваляешь ты, —
хвали же и дальше,
считай священным,
что здесь — кровосмешенье
близких двух существ!
Трепещет мой дух,
немеет мой мозг:
пала сестра
в объятия брата!
Где же и когда
меж кровными брак совершался?

Вотан
Ныне — он свершен!
Признай же то,
что само случилось,
хотя этот случай и нов.
Что страсть их связала, —
видишь и ты;
и вот тебе мой совет:
изведай сама
упоенье восторга,
приняв с улыбкой привета
светлый союз двух сердец!

Фрика
(в порыве сильнейшего негодования)
Так значит в ничто
обратились все боги,
с тех пор, как родил ты
Вельзунгов диких? —
Скажи сам мне:
так или нет? —
Ты стал презирать
семейство бессмертных;
что чтил ты прежде, —
теперь ты бросаешь,
те узы, что сам
завязал, — разрываешь,
рушишь радостно
мощь небес, —
чтоб развратным счастьем
упиться могла
близнецов чета, —
порожденье измены твоей! —
О, что тебе
до супружеских уз, —
ведь ты сам их первый разбил!
Жену всегда
обманывал ты:
в глуби долин,
на горных высотах, —
везде взор твой
страстно искал
новых чувств
и новых восторгов,
терзая сердце мое! —
Тайные слезы
я проливала,
видя, как в бой
ты водил Валькирий, —
детей любви
безумной твоей:
все же ты меня уважал,
и толпе этих дев,
и даже Брунгильде,
своей мечте, —
ты почтенье к супруге внушил...
Но вот ты прикрылся
именем новым, —
и "Вельзе" волком
бродить стал в пустыне:
там, опустясь
до предела позора,
ты двух ничтожных
людей порождаешь,
чтоб отродью Волчицы
бросить под ноги меня! —
Чего же ты ждешь?
Выполни все!
Пусть волчата Фрику растопчут!

Вотан
(спокойно)
Есть многое,
чего ты не знаешь,
чего не понять тебе,
но что свершиться должно.
Лишь обычное
ясно тебе;
но то, что ново всем, —
того жаждет мой дух! —
Знай одно лишь:
нужен герой,
лишенный нашей защиты,
отвергший законы богов.
Только он
может дело свершить,
что спасло бы бессмертных,
но что богу свершить не дано.

Фрика
Смутить загадкой
хочешь ты Фрику!
Да что создать
могли бы герои,
чего нельзя
свершить их богам,
чьею волей люди сильны?

Вотан
Ни во что ты ставишь
личный их дух?

Фрика
Кто в них вдохнул этот дух?
Кто взоры слепцов просветил?
В твоем щите
сила бойцов,
твое внушенье
движет мужей:
ты — сам их ведешь,
и ты смеешь мне их хвалить! —
Нет, ты меня
больше не обманешь,
не извернешься
хитростью новой, —
и этот Вельзунг
погиб для тебя:
лишь ты виден мне в нем,
лишь тобой стал он силен!

Вотан
(пораженный)
В лихих страданьях
он вырос один:
отцом брошен он был...

Фрика
Так брось опять его!
Меч свой назад
у сына возьми!

Вотан
Мой меч?!

Фрика
Да, — твой меч,
сверкающий, чудный твой меч,
что ты в помощь сыну дал!

Вотан
(возбужденно)
Зигмунд его добыл сам,
в час беды!..

Последние слова Вотан произносит с подавленным трепетом. С этого момента вся внешность его выражает тайный страх и глубокое, все возрастающее уныние.

Фрика
(энергично продолжая)
Ты создал беду
и спасительный меч!
Все мне известно, —
я день и ночь
за тобою слежу!
Свой меч в ясень
ты для сына вонзил,
завещав ему могучий дар:
твоя лишь хитрость
его привела туда,
где меч он нашел!

Вотан вздрагивает, делая жест ярости. — Фрика замечает впечатление, произведенное ею на Вотана, и продолжает все с большей и большей уверенностью.

Фрика
С рабом дерзким
гордый не спорит, —
раба карает свободный!
Я с тобой борюсь,
с силой твоей,
а Зигмунд для Фрики — лишь раб!

Новое бурное движение Вотана. Затем сознание бессилия овладевает им.

Фрика
Пред этим смертным,
богу покорным,
должна склониться
супруга твоя?
Ужель меня
твой раб опозорит, —
ничтожным в соблазн
и на смех врагам?
Ужель супруг мой захочет
богиню бесчестьем покрыть?!

Вотан
(мрачно)
Что ж могу я?

Фрика
Вельзунга бросить!

Вотан
(глухим голосом)
Пусть идет своим путем...

Фрика
И в час смертной борьбы
ты не должен хранить его!

Вотан
Пусть бьется он сам...

Фрика
В очи взгляни мне,
лжи не таи:
и дочь от него отзови!

Вотан
Своя воля у нее...

Фрика
Нет же! Лишь твою
исполняет она:
в твоих руках
Зигмунда жизнь!

Вотан
(в порыве сильной душевной борьбы)
Но пасть он не может
с моим мечом!

Фрика
Лиши сталь волшебства
и меч свой разбей:
Зигмунд будет сражен!

С высот раздается ликующий клич Брунгильды.

Фрика
Вот смелая дочь твоя
с кличем мчится сюда...

Вотан
(глухо про себя)
Для Зигмунда звал я ее!

Брунгильда появляется со своим конем на скалистой тропинке справа. — Увидав Фрику, она тотчас же умолкает; во время последующего она молча и медленно сводит своего коня под уздцы вниз и скрывает его в одной из пещер.

Фрика
Пусть святую честь
бессмертной супруги
хранит ныне щит ее!
Утратив почет
и мощную власть,
боги погибнуть должны,—
если дочь твоя,
как доблестный страж,
за право мое не отметит! —
Честь Фрики требует жертвы!
Клянется ли Вотан жене?

Вотан
(в страшном унынии бросаясь на уступ скалы, имеющий форму сидения)
Да, клянусь!..

Фрика возвращается в глубину сцены; там она встречается с Брун-гильдой и на мгновение останавливается перед нею.

Фрика
(Брунгильде)
Здесь Вотан
ждет тебя:
жребий решенный
он укажет тебе! —

Она всходит на свою колесницу и быстро уезжает. Брунгильда в изумлении, с озабоченным видом, подходит к Вотану, который склонился на каменном сидении, погруженный в мрачное раздумье.

Брунгильда
Нет, видно
не к добру
жребий радует Фрику...
Что же, отец, —
какие вести?
Грустен ты и печален?..

Вотан бессильно опускает руку; голова его падает на грудь.

Вотан
В свои же сети
словлен я!
Всех меньше я свободен!

Брунгильда

Как мрачен ты стал!
Тебя не узнать!

Душевная боль Вотана, отражаясь на его лице и жестах, постепенно доходит до ужасающего порыва скорби.

Вотан
Священный позор!
Позорнейший стон!
Скорбь богов!
Скорбь богов!
Гнев без границ!
Боль без конца!
Страданье мое беспримерно!

Испуганная Брунгильда бросает щит, копье и шлем на землю и с озабоченной, встревоженной нежностью опускается к ногам отца.

Брунгильда
Отец мой, что ты,
милый, скажи мне!
Не пугай так свое же дитя!
Доверься мне!
Я вся твоя:
вот, — Брунгильда просит...

Робко ласкаясь, она кладет свою голову и руки ему на колени. — Вотан долго глядит ей в глаза; затем с невольной нежностью гладит рукой ее локоны. Наконец, словно приходя в себя из глубокого раздумья, начинает.

Вотан
(очень тихим голосом)
В думах открыться, —
значит разрушить
преграду воли моей...

Брунгильда
(отвечая ему таким же шепотом)
Ты ей одной все скажешь,
мне доверив ее;
ведь я же —
только воля твоя...

Вотан
(очень тихо)
Что в тайне скрывал я от мира, —
то да пребудет
скрытым навеки...
Но ты, Брунгильда, —
то же, что я... —

(совсем пониженным, страшным шепотом)
Что в тайне скрывал я от мира,–
то да пребудет
скрытым навеки...
Но ты, Брингильда,–
то же, что я...
Утратив радость
юной любви,
стремиться я к власти стал:
мой дух горел
желаний огнем
и добыл мне весь мир:
но, заблуждаясь,
ложью прельщенный,
зло договорами я скрепил:
в сети завлек меня Логе
а сам, как вихрь, исчез.–
От любви же не мог я отвлечься:
бесконечно жаждал я страсти.
А темный враг,
трусливый Нибелунг,–
Альберих страсть одолел:
он проклял любовь
и проклятьем достал
из Рейна клад золотой
и с ним безмерную власть.
Сумел я отнять
им скованный перстень,
но я не Рейну его вернул:
его я отдал
великанам
за блеск, за крепкий мой замок,
оплот вечный
власти моей.–
Провидя все
во тьме времен, Эрда,
священно-мудрая Вала,
страх мне внушила к кольцу,
вечный конец нам вещала...
О конце я хотел
все услышать,
но, смолкнув,
исчезла она...

(оживляясь)
Я утратил свой ясный дух,–
незнанье томило меня;
и проник я в глубь,
в лоно земли,
пленил богиню
чарами страсти,
гордость ее сломил
и заставил все сказать.
Знанье добыв у нее,
я сам ей любви дал залог,
и мудрость вещих снов
родила мне, Брингильда, тебя.
С восьмью сестрами
выросла ты;
чрез вас, валькирий,
я стал бороться
с ужасом диким,
грозящим мне:
с позорной кончиной бессмертных.

(все более и более оживленно)
Чтоб мощной силой
встретить врага,
сбирать я героев велел вам:
всех тех, кого властно
закон наш держит, чья доблесть так
устрашает богов,
кто в цепях договоров,
в узах обманных,
покорно и слепо
к небу прикован,–
их всех подвигать
должны вы к сраженьям,
разжигать к лютой
войне их мощь,
чтоб смелых воинов сонмы
в Вальгалле моей стеклись!!

Брунгильда
И твой зал мы наполняем:
я многих тебе привела!
Так брось же тревогу, —
на нас положись!

Вотан
(снова более пониженным голосом)
Другой бедой –
слушай и знай –
мне угрожает судьба!
Ночь-Альберих нам
гибель готовит,
питая ко мне
злобную зависть;
но полчища гнома
меня не пугают,–
победят их сонмы мои!
Только если перстень
вновь он добудет,–
тогда Вальгалла погибнет:
кто любовь отринул,
тот один
сможет силой кольца
повергнуть всех нас, свободных,
в вечный позор;
героев он
отвратит от меня,
заставит смелых
мне изменить
и силой их
меня победит...
Я обдумывать стал,–
как вырвать перстень у гнома.
Проклятым кладом
некогда двум великанам
я заплатил за труд;
ныне, брата убив,
с окровище Фафнер хранит.
Могу ли отнять я перстень,
ему в уплату мной данный?
Заключив договор,
я связан в деяньях,
и пред врагом
безвластен мой дух...

(с горечью)
Это мой рок, мои оковы:
чрез договоры мощь,–
договоров жалкий я раб! –
Один лишь мог бы
вернуть кольцо...
герой, не знавший
немощи бога,
свободный от нас
и наших даров,–
без сознанья,
без понужденья,
сам себе
и своим мечом.–
властен свершить,
что страшит меня,
о чем мечтаю я,
втайне лелея мечту! –
Он, соперник богов,
мой спаситель,
враждебный мне друг,–
найдется ли он?
Где муж непокорный,
герой бесстрашный,
чья свобода воли
мне так дорога?
Создам ли Другого,
кто вне меня
творил бы то лишь,
что надо мне? –
О, горе богов!
Страшный позор!
Противно видеть
только себя
во всех своих начинаньях!
Другого страстно желая,–
Другого не вижу нигде?
Свободный в свободе родится,–
я же лишь рабство плодил!

Брунгильда
Но твой Вельзунг, Зигмунд?
Он ведь не раб?

Вотан
Дико с ним
я о лесах скитался;
против небесной воли
я его возбуждал:
против небесной мести
есть у него только меч, —

(протяжно и горько)
что от меня же
принял он в дар!..
О, как хитро
себя обманул я!
Легко было Фрике
вскрыть эту ложь:
мой низкий стыд
прозрела она! —

(быстро)
С нею должен я согласиться!

Брунгильда
Так Зигмунд победы лишен?...

Вотан
Я коснулся золота сам,
жадно перстень схватил!
И вот надо мной
проклятье кольца:
что люблю я,
то должен бросить,
верным платить изменой,
смертью казнить
тех, кто мне мил! —

Выражение ужасного страдания переходит у Вотана и выражение полного отчаяния.

Вотан
Так погибай,
царственный блеск,
славы, величья
пышный позор!
Сломись, разбейся,
дело мое!
Я с ним расстаюсь;
одного лишь я хочу:
кончины...
кончины!..

(Он на мгновение умолкает в раздумье.)
Ее готовит нам Альберих...
Теперь мне ясен
зловещий смысл
речей загадочных Валы:
"Если мрачный враг Любви
злобно сына родит, —
богам недолго
ждать конца!" —
Недавно слух
дошел до меня,
что с женой одной он сошелся,
ее золотом взяв:
она несет
зависти плод,
и зреет зло
в лоне ее...
Так чудо свершил
любовь отвергший;
а мне и любовью не дан
свободный, желанный герой!

(В горестном гневе поднимаясь во весь рост.)
Прими же привет мой,
Ниблунга сын!
Прими в наследье,
что мне так противно, —
богов ничтожнейший блеск:
да сгинет он в злобе твоей!

Брунгильда
(в страхе)
А я, я-то...
что делать должна?..

Вотан
(горько)
Стой скромно за Фрику,
бейся за честь ея! —

(сухо)
Желанье Фрики —
закон для меня:
что пользы мне в личной воле?
Мне нельзя мечтать о свободном, —
итак, за рабство
бейся и ты!

Брунгильда
Ах, возьми
приговор назад!
Ты сына любишь!
Ты ему, я знаю,
хочешь победы!

Вотан
Смерти предан Зигмунд, —
пусть Хундинг в бою победит!
Труден твой долг,
сбери свою мощь,
доблестный дух свой
сильней напряги:
победный меч
держит Зигмунд, —
тверд он будет в борьбе!

Брунгильда
К сыну любовь
ты сам мне внушил,
он тебе
в геройстве высоком так дорог,
и вершить я не стану
твой новый приказ!

Вотан
Ах, дерзкая!
Споришь со мной?
Да кто ж ты,
как не слепая
тень воли моей? —
Иль. тебе доверясь,
стал я так слаб,
что моя же дочь
презирает меня? —
Знаешь ли ты мой гнев?
Смотри, берегись,
чтоб он, разящий,
не пал вдруг на тебя!
В груди моей
сокрытая буря
повергнуть в прах
может весь мир,
что был когда-то мне люб!
Горе жертвам ее!
Плакать будут они!
И мой совет —
меня не гневи!
Верши веленье мое!
Зигмунд кончен —
вот, что закон для тебя!

Он бурно удаляется и быстро исчезает слева в горах. — Брунгильда долго стоит в испуге и оцепенении.

Брунгильда
Нет, — он таким не бывал,
и гнев его
совсем иной...

(Она печально наклоняется и поднимает свои доспехи, которыми снова вооружается.)
Щит мой вдруг
тяжел мне стал...
Как он легок был
в привольных боях!
А нынче я робко
в бой иду...

(Она погружается в задумчивость, потом вздыхает.)
Увы, мой Вельзунг!
Тебя в беде
должен друг
вероломно покинуть! —

Она медленно направляется в глубину сцены. — Поднявшись на горный хребет и заглянув вниз. в ущелье, Брунгильда видит приближающихся Зигмунда и Зиглинду; она смотрит на них несколько мгновений. затем направляется в пещеру к своему коню, совершенно исчезая, таким образом. из глаз зрителя.

Зигмунд и Зиглинда появляются на горном хребте. Зиглинда торопливо идет впереди; Зигмунд старается удержать ее.

Зигмунд
Стой, подожди!
Здесь отдохни!

Зиглинда
Дальше! Дальше!

Зигмунд
(удерживает ее нежным объятием)
Зачем бежать...
(Он крепко прижимает ее к себе.)
Усталость сломит тебя! —
Из неги блаженной
вырвалась ты,
дрожа, слеша,
бросилась прочь, —
я едва поспевал вослед...
Чрез лес и луг,
по уступам скал,
молча, дико
вдаль ты неслась, —
мой зов тщетно звучал!

(Она диким взором глядит в пространство.)
Сядь, отдохни!
Скажи что-нибудь!
Ужас молчанья прерви!
Видишь, — обнял
брат твой тебя:
Зигмунд, твой друг, с тобой!

Она с возрастающим восторгом глядит ему в глаза, затем страстно обнимает его шею и замирает в этом объятии. Вдруг она вздрагивает, охваченная внезапным ужасом.

Зиглинда
Беги! Беги!
Прочь от проклятой!
Мрак Геллы
в объятьях моих,
стыдом покрыто
тело мое:
прочь от трупа,
дальше беги!
Развей, ветер,
в ничто бесчестный,
позорный мой прах!...
Когда ты обнял меня,
когда я восторг пила,
когда любовью твоей
согрелось сердце мое, —
в этот миг упоенья,
счастья святого,
когда сбылись
мечтанья мои, —
страх, отвращенье,
стыда трепетанье
вдруг охватили
душу презренной,
что без любви,
как раба,
была другого женой! —
Прочь от порочной,
дай ей бежать!
Проклятье падшей,
погибшей жены!
Ты, чистый, должен
жалкую бросить, —
быть близкой тебе
она недостойна!
Другу — злое бесчестье,
брату — стыд я несу!

Зигмунд
Твои слезы стыда
искупит злодея кровь! —
Так будь же спокойна,
враг недалеко, —
здесь с ним я покончу:
когда Нотунг
его пронзит, —
будешь ты отомщена!

Зиглинда
(делает движение испуга и прислушивается)
Чу! Тревога...
звуки рогов!
Дикий рев,
яростный клич!
Весь лес кругом
шумно звучит!..
Хундинг проснулся
от крепкого сна!
Кличет родню он,
псов собирает:
к травле стремясь,
воет свора,
лай к небу несется
о мщенье неверной жене!

(Она. как безумная, устремляет пристальный взор в пространство.)
Ты скрылся, Зигмунд?
Милый, вернись!
Страстно любимый,
солнечный брат мой!
Блеск очей твоих
пусть еще раз сверкнет мне:
не отвергай
оскверненных ласк моих! —

(Она, рыдая, бросается к нему на грудь: затем снова боязливо вздрагивает.)
Чу! Ты слышишь?
Это Хундинга рог!
И собаки с ним
сюда бегут!
Твой меч слаб
против стаи злой:
брось его, Зигмунд!
Зигмунд, — да где ж ты? —
Ах. вот... я вижу тебя!
Ужас и мрак!
Скалят зубы
свирепые псы, —
не страшен своре
твой гордый взор, —
и клыки вонзаются
в ноги твои!..
Ты пал...
в осколки разбился меч...
И ясень пал...
сломился ствол!..
Брат мой!
Супруг мой! —
Зигмунд! — Ах...

(Она падает без чувств на руки Зигмунда.)
Зигмунд
Здесь я! С тобою!

Он прислушивается к ее дыханию и убеждается, что она еще жива. Садясь сам, он опускает ее на землю возле себя, причем кладет ее голову себе на колени. В этом положении они пребывают до конца следующего явления.

Долгое молчание, во время которого Зигмунд с нежной заботливостью склоняется над Зиглиндой и долгим поцелуем целует ее в лоб.

Брунгильда, ведя своего коня под уздцы, выходит из пещеры и подвигается вперед медленно и торжественно. Она останавливается и глядит на Зигмунда издали; затем снова медленно идет вперед и останавливается на более близком расстоянии от него. Держа щит и копье в одной руке, она опирается другой на шею коня и в такой позе с серьезным выражением лица взирает на Зигмунда.

Брунгильда
Зигмунд! —
Близок час!
Я за тобой пришла!

Зигмунд
(оглядываясь на нее)
Но кто же ты?
Кто предстал мне в строгой красе?

Брунгильда
Я вещий вестник
светлой смерти:
кто встретил мой взор,
тот очи смежит навек...
Я — виденье бойцов
на поле брани:
видит меня герой,
избранный мной!

Зигмунд долго глядит ей в глаза испытующим и твердым втором, затем склоняет в раздумье голову; наконец, он снова решительно обращается к Брунгильде.

Зигмунд
Избрав бойца,
ты куда с ним уходишь?

Брунгильда

К отцу, властелину войны,
в вечный зал:
Валгалла ждет тебя.

Зигмунд
Я там найду
только отца твоего?

Брунгильда
Героев павших
сонм святой
в свой круг с приветом
примет тебя.

Зигмунд
Встретит ли сына в замке
отец мой Вельзе?

Брунгильда
В Валгалле Вельзунг
отца найдет!

Зигмунд
(нежно)
Ждут ли меня там
ласки жены?

Брунгильда
Дев чудных
встретишь ты там:
меда рог
подаст тебе Вотана дочь!

Зигмунд
(после некоторого молчания)
Ты дивна;
тебе я послушен,
дитя богов!
Одно скажи мне, богиня:
пойдет ли за братом
сестра и подруга?
Зиглинду Зигмунд
встретит ли там?

Брунгильда
Рок велит
здесь ей остаться:
Зигмунд Зиглинды
там не найдет.

Зигмунд нежно склоняется к Зиглинде, тихо целует ее в лоб и снова спокойно обращается к Брунгильде.

Зигмунд
Прощай тогда Вотан
и его замок!
Шлю привет Вельзе
и всем героям,
также и чудным
девам замка: —

(очень решительно)
в Валгаллу я не пойду!

Брунгильда
Ты видел Валькирии
взор роковой, —
и с нею ты пойдешь!

Зигмунд
С Зиглиндой делить
печаль и смех, —
вот что Зигмунд желает;
от взоров твоих
я не бледнею, —
не властна ты надо мной!

Брунгильда
Пока ты жив,
волен твой дух;
но смерть сильнее тебя: —
я возвещаю
смерть тебе!

Зигмунд
От чьей же руки
я должен пасть?

Брунгильда
Хундинг сломит тебя!

Зигмунд
Грози сильнее, —
он мне не страшен!
Если ты здесь
ждешь себе жертв, —
можешь Хундинга взять:
его я мечтаю сразить!

Брунгильда
Нет, Вельзунг, —
слушай меня:
ты обречен судьбой!

Зигмунд
Видишь мой меч?
Я не боюсь твоих угроз:
этот меч для победы мне дан!

Брунгильда
(очень сильно подчеркивая слова)
Тот, кем он дан,
решил твою смерть:
этот меч он силы лишил!

Зигмунд
(быстро)
Тише! Не надо
тревожить ее! —

(Он нежно склоняется к Зиглинде, давая исход своей скорби.)
О,скорбь!—
Бедная ты!
Всех верных подруг ты несчастней!
На тебя яростно
мир весь напал, —
а я, твой единственный друг,
тебя на мятеж возбудив, —
в борьбе я должен
смелую бросить,
не смею тебя защитить? —
Ха! Стыд тому,
кто вручил мне меч, —
он отнял назад свой дар!
Но мне не надо
блаженства Валгаллы:
Гелла примет меня!

(Он низко наклоняется к Зиглинде.)

Брунгильда
(пораженная)
Так мало ценишь ты
вечную радость?
Так тебе
дорога жена,
в тоске бессильной
жалко упавшая здесь?
Все другое — ничто?

Зигмунд
(бросая на нее горький взгляд)
Так юн и прекрасен
светлый твой лик, —
и тепла так мало
в сердце твоем! —
Оставь глумленья
и прочь улетай,
дитя бездушных небес!
И если ты рада
беде моей, —
ну, что ж! ты слышишь мой стон:
насладись вдосталь
страданьем моим, —
но в холодный блеск
Валгаллы я не спутник тебе!

Брунгильда
(с возрастающим волнением)
Я чувствую скорбь
горделивой души,
печалюсь тоской
священной твоей...
Зигмунд! Доверь мне жену!
Мой щит ее охранит!

Зигмунд
Нет, кроме меня
этой чистой никто не коснется;
и раньше, чем пасть,
я убью несчастную сам!

Брунгильда
Вельзунг! Бешеный!
Дай мне жену!
доверь мне ее
ради жизни новой,
что в ней зачалась от тебя!

Зигмунд
(беря в руку меч)
Мой меч,
что герою обманщиком дан,
мой меч, —
позорной измены залог, —
пусть не разит он врага,
но друга он может убить!

(Он замахивается мечем над Зиглиндой.)
Две жизни
видишь ты здесь:
возьми их, Нотунг,
жадная сталь!
Обе зараз возьми!

Брунгильда
(в сильнейшем, бурном порыве сочувствия)
Постой! Вельзунг!
Слушай меня!
Пусть живет Зиглинда!
И Зигмунд — с нею живи!
Так быть должно!
Я жребий меняю:
ты, Зигмунд,
жди победы в бою!

(Издалека доносятся звуки рога.)

Слышишь ли зов?
Готовься, герои!
Смело рази,
на меч положись:
он верен тебе,
а Валькирия — верный твой щит! —
Прощай, Зигмунд,
светлый герой!
Не надолго мы расстаемся!

Она удаляется бурным бегом и исчезает вместе с конем в одной из боковых расселин справа. Зигмунд глядит ей вслед радостным и ободренным взором.

На сцене мало-помалу стемнело: тяжелые грозовые тучи нависают над задним планом и постепенно совсем закрывают утесы скал, ущелье и горный хребет.

Зигмунд снова склоняется к Зиглинде, прислушиваясь к ее дыханию.

Зигмунд
В чарах сна
забылась тихо
боль ее души...
Иль Валькирия,
дочь богов,
забвенье навеяла ей? —
Жребий свирепой борьбы
усталую мог испугать...
Крепко спит,
словно жизнь ушла:
бедняжку ласкает
радостный сон...

(Вдали снова раздаются звуки рога.)
Так спи, отдыхай!
Пролетит гроза, —
и мир к тебе сойдет!

Он осторожно кладет Зиглинду нд каменном сидение и еще раз на прощанье целует ее в лоб. — Услышав рог Хундинга, он решительно поднимается.

Зигмунд
Готовься сам,
кто кличет меня, —
плата моя ждет тебя:
Нотунг выплатит долг!

Он взмахивает мечем, поспешно направляется к заднему плацу и. поднявшись на гору, тотчас же исчезает в мрачных грозовых тучах. В этот момент молния прорезает их тьму.

Зиглинда начинает беспокойно двигаться во сне.

Зиглинда
Что же отец не идет!
Вместе с братцем он бродит в лесу...
Мама! Мама!
Как страшно мне!
Чужие люди
смотрят враждебно!
Дым чернеет...
тяжко дышать...
Красное пламя
лижет наш дом...
Вот он горит!
На помощь, брат мой!
Зигмунд! Зигмунд!

(Она вскакивает. Яркая молния и сильный раскат грома.)

Зигмунд! — Ах!

Она с возрастающим ужасом глядит во все стороны: почти вся сцена заполнена черными грозовыми тучами. Рог Хундинга звучит вблизи.

Голос Хундинга
(в глубине сцены, с горного хребта)
Скорбный! Скорбный!
Выйди на бой!
Или ты псами затравлен?

Голос Зигмунда
(еще дальше, из глубины ущелья)
Ты скрылся, друг,
чтоб промахнулся я?
Стой. — дай мне нацелить!

Зиглинда
(прислушиваясь в крайнем ужасе)
Хундинг! Зигмунд!
Мне их не видно!

Хундинг
Сюда, безбожный бродяга!
Фрика мстит тебе здесь!

Зигмунд
(теперь тоже на хребте)
Ты вздумал пугать меня,
жалкий трус?
Прячься за женщин,
но сам сражайся, —
не то и Фрика уйдет!
Смотри: из ствола
в жилище твоем
бесстрашно вырвал я меч!
Вот испробуй острую сталь!

Зиглинда
(изо всех сил)
Я одна виновна!
Убейте меня!

Она устремляется к горе, но яркий свет, прорвавшийся из мрака справа над бойцами, внезапно ослепляет ее, и она, ничего не видя, отшатывается в сторону.

В сиянии этого света появляется Брунгильда, парящая над Зигмундом и прикрывающая его своим щитом.

Брунгильда
Бейся, Зигмунд!
Смело ударь!

В тот момент, когда Зигмунд замахивается мечом, намереваясь нанести смертельный удар Хундингу, слева из туч прорывается красновато-огненный свет; в этом свете виден Вотан, стоящий над Хундингом и протянувший свое копье под удар Зигмунда.

Вотан
Пади пред копьем!
В осколки твой меч!

Брингильда со своим щитом и страхе отступает перед Вотаном. Меч Зигмунда разбивается о протянутое копье. Хундинг ударом своего копья поражает в грудь оставшегося без оружия противника. Зигмунд падает мертвый. Зиглинда, слышавшая его смертный стон, с криком безжизненно опускается на землю.

С падением Зигмунда свет с обеих сторон мгновенно исчезает; густая тьма туч окутывает сцену до переднего плана. Во мраке смутно видна Брунгильда, вне себя спешащая к Зиглинде.

Брунгильда
Скорей!
Надо спасаться!

Она быстро поднимает Зиглинду на своего коня, стоящего близ боковой расселины, и тотчас же исчезает с нею.

Немедленно вслед затем тучи разделяются посредине, так что ясно виден Хундинг, только что вынувший свое копье из груди павшего Зигмунда. — Вотан, окруженный тучами, стоит на скале позади Хундинга, опираясь на свое копье и горестно глядя на тело Зигмунда.

Вотан
(после некоторого молчания, Хундингу)
Ступай, раб!
Склонись к ногам Фрики:
скажи ей, что Вотан сам
ее обиду смыл...—
Ступай! — Ступай! —

От его презрительного мановения руки Хундинг падает мертвый. — Вотан внезапно приходит в страшную ярость.

Вотан
Но Брунгильда! —
Горе преступнице!
Тяжко она искупит вину!—
За нею, конь мой, вослед!

Он исчезает в громе и молнии. — Занавес быстро падает.

Валькирия. Перевод В.Коломийцева. Акт III

Валькирия
Певый день
торжественного сценического представления
"Кольцо Нибелунга"
Акт III

Вершина скалистой горы.

Справа сцену окаймляет еловый лес. Слева — вход в скалистую пещеру, над которой гора достигает своей высшей точки. В глубине сцены, над откосом, вид совершенно открыт; утесистые камни различной высоты образуют край откоса. Отдельные группы облаков, гонимые бурей, проносятся над обрывом.

Герхильда, Ортлинда, Вальтраута и Швертлейта - все в полном вооружении - расположились на крайней вершине горы, над пещерой.

Герхильда
(стоящая выше всех, кричит в глубину сцены, где надвигается большая туча)
Heiahha! Heiaha
Хельмвига! Эй!
Эй! Лети же сюда!

В туче сверкает молния, освещая летящую на коне Валькирию; поперек ее седла висит тело павшего воина.

Голос Хельмвиги
(в глубине)
Hojotoho! Hojotoho!

Приближаясь, видение проносится над откосом слева направо. Герхильда, Вальтраута и Швертлейта ответным кличем приветствуют прибывающую сестру. Туча исчезла, вместе с видением, справа за лесом.

Ортлинда
(кричит в сторону леса)
К моей кобылице
ставь жеребца:
любит Гнедой
пастись вместе с Серой!

Вальтраута
(тоже)
В седле твоем Зинтольт?

Хельмвига
(выходя из леса)
Да, Зинтольт Хегелинг!

Швертлейта
Прочь уведи
Гнедого от Серой:
сын Ирма. Виттиг -
избранник Ортлинды!

Герхильда
(спустившись немного ближе к ним)
Врагами считались
Зинтольт и Виттиг!

Ортлинда
(вскакивает с места и бежит в лес)
Heiaha! Гнедой
лягает ее!

Герхильда, Хельмвига и Швертлейта разражаются громким хохотом.

Герхильда
Вражда героев
ссорит животных!

Хельмвига
(обернувшись, кричит в лес)
Смирно, конь мой!
Серой не трогай!

Вальтраута
(сменившая Герхильду на вышке)
Hojotoho! Hojotoho!

(Она кричит в глубину, вправо.)
Зигруна, к нам!
Где медлила ты?

Она прислушивается к звукам справа. Подобно Хельмвиге, теперь в воздухе летит на коне Зигруна, направляясь к лесу.

Голос Зигруны
(из глубины справа)
Была работа!
Остальные уж здесь?

Валькирии кличут направо в глубину. Их движения, равно как и яркий блеск, засветившийся позади леса, показывают, что Зигруна уже достигла горы. Из глубины слева раздаются сразу два голоса - Гримгерды и Росвейсы.

Вальтраута
(обернувшись налево)
Мчится Гримгерда!

Герхильда
(тоже)
С Росвейсой вдвоем!

В озаренных блеском молнии тучах, проносящихся слева, появляются вместе Росвейса и Гримгерда, тоже верхом на конях; у каждой из них на седле — павший воин. — Хельмвига, Ортлинда и Зигруна выходят из леса и с края обрыва приветствуют жестами прибывающих.

Хельмвига, Ортлинда и Зигруна
Сюда, наездницы!
Здравствуйте, быстрые!

Видение исчезает позади леса. — На приветственный клич Росвейсы и Гримгерды все остальные Валькирии дружно отвечают.

Герхильда
(кричит в сторону леса)
Коней отпустите
на отдых в лес!

Ортлинда
(тоже)
Только с другими
рядом не ставьте, —
пока у героев
злость не прошла!

Хельмвига
(в то время, как другие хохочут)
За злость бойцов
уж Серой досталось!

Росвейса и Гримгерда г кличем выходят из леса.

Валькирии
Привет вам! Привет вам!

Швертлейта
Вы сражались вдвоем?

Гримгерда
О, нет, — нынче
лишь мы встретились с ней!

Росвейса
Если все мы слетелись, —
не надо медлить:
в Валгаллу мчаться пора, —
Вотан избранников ждет!

Хельмвига
Восемь лишь нас, —
одной еще нет!

Герхильда
Задержал Брунгильду
Вельзунг отважный!

Вальтраута
Мы здесь должны
дождаться се:
ласков не будет
с нами отец,
не видя Брунгильды средь нас!

Зигруна
(на сторожевой вышке)
Hojotoho! Hojotoho!

(крича в глубину сцены)
Сюда! Сюда!

(обращаясь к остальным)
Брунгильда, как ветер,
мчится к скале!

Все Валькирии спешат на вышку и окликают Брунгильду. С возрастающим удивлением они заглядывают вдаль.

Вальтраута
Повернул к лесу
измученный конь...

Гримгерда
Храпит Гране,
летит стрелой...

Росвейса
Ни разу еще
так мы не мчались!

Ортлинда
Кто с нею, глядите!

Хельмвига
То не герой!

Зигруна
Это женщина!

Герхильда
Откуда, зачем?

Швертлейта
Она не шлет
сестрам привета!

Вальтраута
(кричит вниз, очень громко)
Неiaha! Брунгильда!
Слышишь ли нас?

Ортлинда
Помочь ей надо
с коня спуститься!

При общем кличе Хельмвига и Герхильда бегут в лес. За ними следуют Зигруна и Росвейса.

Вальтраута
(глядя в лес)
Упасть готов
Гране могучий!

Гримгерда
Вот жену с седла
спешит она снять!

Все Валькирии
(бегут в лес)
Что ты, радость?
Что с тобой?

Все Валькирии возвращаются на сцену; с ними идет Брунгильда, поддерживая и ведя Зиглинду.

Брунгильда
(задыхаясь)
Спрячьте... Беда!
Спасите нас!

Валькирии
Откуда так бурно
к нам ты неслась?
Так мчится только беглец!

Брунгильда
Спасаюсь я бегством, —
ах, в первый раз!
Вотан летит за мной!

Все Валькирии
(перепуганные)
Что ты сказала?
Что? Сам отец?
Безумье дикое!
Может ли быть?

Брунгильда
(боязливо заглядывает в глубину и снова возвращается на авансцену)
Взгляните, сестры,
с вершины утеса!
Там, на севере,
виден ли он?

Ортлинда и Вальтраута быстрыми прыжками занимают сторожевой пункт на вершине утеса.

Брунгильда
Что? — Близко уже?

Ортлинда
На севере буря чернеет!

Вальтраута
Тучи грозы
движутся там?

Валькирии
Вотан летит
на священном коне!

Брунгильда
Охотник страшный
за мною вослед
сюда, сюда несется!
Сестры, сжальтесь!
Скройте нас!

Валькирии
Кто женщина эта?

Брунгильда
Наспех скажу вам:
это Зиглинда, —
Зигмунд брат ей и муж...
Яростным гневом
пылает Вотан на них...
У брата ныне
он мне велел
победу отнять;
но я бойца
прикрыла щитом,
отцу вопреки, —
и Зигмунда сам он сразил...
Зигмунд пал,
а я... к вам
помчалась с женой...
Вы спасите, сестры, ее, —

(падая духом)
и меня, молю, укройте
от разящей руки!..

Валькирии
(в величайшем смущении)
Что ты свершила, безумная?
Горе! Горе!
Горе Брунгильде!
Так дерзко ты отвергла
святое веленье отца?

Вальтраута
(на сторожевой вышке)
Страшно с севера
тянется мрак!

Ортлинда
(там же)
Черным вихрем
буря плывет!

Валькирии
(заглядывая в глубину сцены)
Ржет дико
Вотана конь!
Храп ужасен его!

Брунгильда
Горе несчастной,
— ей гибель грозит:
всех Вельзунгов бог
решил уничтожить! —
Кто даст мне из вас
лихого коня,
чтоб он Зиглинду умчал?

Зигруна
И нас ты хочешь
с нею сгубить?

Брунгильда
Росвейса, друг мой,
ты должна помочь мне!

Росвейса
Бежать от отца
не может мой конь!

Брунгильда
Хельмвига, слушай!

Хельмвнга
Отцу я послушна!

Брунгильда
Дайте коня мне, —
Гримгерда, Герхильда!
Я погибаю, —
Швертлейта, Зигруна!..
О, помогите
вашей сестре!
Сжальтесь над этой женой!

Зиглинда, все время мрачно и холодно глядевшая в пространство, вздрагивает и делает отклоняющий жест, когда Брунгильда пылко обнимает ее, как бы защищая.

Зиглинда
Не надо мне жизни спасать:
только смерть мне нужна...
Зачем ее
ты жертвы лишила?
Удар, что Зигмунда
там сразил,
и Зиглинде мог бы
принесть конец:
мы с ним, обнявшись,
ушли бы в смерть! —
Нет со мною,
Зигмунд, тебя! —
Убей во мне, смерть, эти мысли! —

(Брунгильде)
Чтоб не кляла я
нашего бегства,
ты услышь моленье Зиглинды:
в сердце ей меч свой вонзи!

Брунгильда
Жить ты должна
для любви бессмертной!
Вспомни залог,
что он сам дал тебе:

(сильно и выразительно)
жив Вельзунг в лоне твоем!

Зиглинда сначала содрогается от ужаса; однако тотчас же ее лицо просветляется высокой радостью.

Зиглинда
Спрячь меня, дева!
Жизнь мне спаси! —
Скройте, могучие,
мать и дитя!

Грозовые тучи, все более и более мрачные, заволакивают глубину сцены.

Вальтраута
(на вышке)
Надвинулась тьма!

Ортлинда
(там же)
Прочь, кто трепещет!

Валькирии
Женщину дальше,
дальше гони!
Валькирии ей
не смеют помочь!

Зиглинда
(на коленях пред Брунгильдой)
Скрой меня, скрой!
Мать умоляет?

Брунгильда
(быстро приняв решение, поднимает Зиглинду)
Беги же скорее, —
одна, без меня!
Я — здесь остаюсь, —
мщенью отца отдамся:
его гнев
на себя отвлеку,
чтоб тебе было время спастись!

Зиглинда
Где я должна укрыться?..

Брунгильда
Кто из вас, сестры, был на востоке?

Зигруна
Дремучий лес
раскинулся там:
туда Нибелунгов перстень
Фафнер унес.

Швертлейта
Образ, приняв
страшного змея,
в пещере дикой
он охраняет свой клад!

Гримгерда
Беззащитной будет
ужасно там!

Брунгильда
И все ж от гнева отца
лес ее сбережет:
могучий бог избегает тех мест...

Вальтраута
(на вышке)
Вотан мчится
яростно к нам!

Валькирии
Слышишь, Брунгильда,
как близко гроза?

Брунгильда
(торопя Зиглинду)
Прочь беги же,
спеши на восток!
Бодро и стойко
невзгоды неси,
голод терпи,
с жаждой мирись,
смейся в беде,
страданья забудь!
Одно лишь знай,
одно запомни:
светлейший в мире герой
жизнью трепещет
в лоне твоем! —

(Она достает из-под панциря осколки меча Зигмунда и передает их Зиглинде.)
Храни для него
меча осколки, —
их на месте боя
поднять я успела:
кто вновь взмахнет
воскресшим мечем,
тому я имя даю —
"Зигфрид", — Веселье побед!

Зиглинда
(в величайшем умилении)
О, светлое чудо!
Дева небес!
Ты в сердце мне
отраду влила!
Пусть он, наш любимый,
в сыне воскреснет!
Улыбнись тебе
радостный день! —
Я бегу!
Прими мой скорбный привет!

Она поспешно убегает направо, в одну из передних кулис. — Вся скалистая вершина горы обложена черными грозовыми тучами; ужасная буря мчится из глубины сцены: огненное сияние разгорается справа, в еловом лесу. В раскатах грома слышен

Голос Вотана
Стой! Брунгильда!

Ортлинда и Вальтраута
(спускаясь с вышки)
Скалы достигли
конь и всадник!

Валькирии
О, ужас! Мщенье зажглось!

Брунгильда. некоторое время следившая глазами за убегающей Зиглиндой, устремляется в глубину сцены, заглядывает в лес и снова, охваченная робостью, возвращается на авансцену.

Брунгильда
Ах, сестры, помощь
дайте мне!
Отца смягчите!
Меня убьет
гневный бог!

Валькирии в боязливой растерянности торопливо поднимаются на утес, увлекая с собой Брунгильду.

Валькирии
Сюда, погибшая!
Скройся скорей!
Стань среди сестер,
склонись и молчи!

Они прикрывают собою Брунгильду и робко глядят в сторону леса, который теперь освещен ярким огненным сиянием, в то время как глубина сцены погрузилась в совершенный мрак.

Валькирии
Ах! Грозно спрыгнул
Вотан с коня!
В гневе лютом
Мститель идет!

В величайшем гневном возбуждении Вотан выходит из леса и, глазами ища Брунгильду, стремительно направляется к группе Валькирий, расположившейся на вышке.

Вотан
Где Брунгильда?
Где дерзновенная?
Скрыть вы посмели
созданье злое?

Валькирии
Страшно звучит твой голос!
В чем мы, отец, виноваты?
Чем возбудили мы
ярость твою?

Вотан
Это глумленье?
Горе вам, дерзким!
Сестру прячете
вы от меня!
Прочь от нее,
навеки погибшей!
Она сама от вас ушла!

Валькирии
Она к нам прилетела,
здесь ждала помощь найти...
Холодный страх
сестре ты внушил!
Пощади Брунгильду!

(неотступно)
Сжалься, отец,
и жестокий гнев свой смягчи!

Вотан
Как жалостлив
женский ваш дух!
Такой ли дух
вдохнул вам отец?
Затем ли он вам
сердца закалил,
твердой бронею
вам грудь покрыл, —
чтобы слышать ваш жалкий плач,
в час, когда он измену казнит?
Так знайте, робкие,
кем стала та,
о ком вы вздумали
дружно рыдать! —
Только она
воли моей знала тайну!
Она — лоном была
желаний моих! —
И связь святую
она порвала
изменой дерзкою
воле отца!
Веленье мое
явно презрев,
на меня копье подняла,
что я сам же ей вручил! —
Слышишь, Брунгильда?
Ты, воспринявшая
шлем и щит,
радость и блеск,
имя и жизнь от меня?
Слыша мое обвиненье,
лицо ты прячешь робко
и казни своей бежишь?

Брунгильда выходит из группы Валькирий; она покорно, но твердо спускается с вершины утеса и останавливается в небольшом расстоянии от Вотана.

Брунгильда
Я здесь, отец мой...
Казни же Брунгильду!

Вотан
Твой грех — твоя казнь:
ты сама казнила себя!
Моею волей
ты создана —
и отвергла волю мою;
ты вдохновляла
веленья мои —
и мои веленья презрела:
мой дух
был твоим —
и восстал он против меня;
твой щит
был моим —
и поднялся он на меня;
ты, знавшая
выбор мой, —
вопреки мне жребий решила;
ты, сзывавшая
мне бойцов, —
созвала их против меня же!
Чем ты была, —
сказал тебе Вотан:
чем стала ты, —
скажи себе сама! —
Мне ты больше не дочь!
Валькирией прежде была ты,

(резко)
но впредь ты будешь —
тем, что ты есть!

Брунгильда
(в ужасе)
Ты отверг меня?
Ужасная мысль...

Вотан
Не вступишь ты больше в Валгаллу:
на битву к бойцам
ты не пойдешь,
не будешь героев
вводить в мой зал!
На пиру богов отрадном
не ты мне подашь
наполненный рог,
и щек твоих нежных
я не коснусь!
От сонма богов
ты прочь отпала, —
вечный ствол
отбросил мертвую ветвь!
Разорван дивный союз, —
ты не увидишь
вовеки меня!

Валькирии в большом возбуждении покидают свои места и спускаются немного ниже.

Валькирии
Горе! О, горе Брунгильде!

Брунгильда
Все, что ты дал мне, —
все взял назад?

Вотан
Тот все возьмет,
кто возьмет тебя!
Сюда, на утес,
изгнана ты;
беспомощный сон
свяжет тебя:
тот путник деву возьмет,
кто найдет и разбудит ее!

Валькирии в величайшем волнении спускаются совсем с вершины и боязливыми группами окружают Брунгильду, которая на коленях полулежит пред Вотаном.

Валькирии
Отец! Не надо!
Прости, прости!
Неужели муж
овладеет сестрой?
Грозный отец!
Молим тебя!
Страшный позор
от нас отврати!
Этот тяжкий стыд
на всех нас, сестер, падет!

Вотан
Слышали вы
мой приговор?
Никто из вас
вероломной сестры не увидит;
ей не летать
в облаках на коне вместе с вами;
ей девственным цветом
недолго цвесть, —
отдаст она мужу
свой женский расцвет:
супруг- повелитель
введет ее в дом, —
за прялку сядет она, —
пусть смеется над нею мир!

Брунгильда с криком падает ниц. Валькирии с бурным шумом в ужасе отшатываются от нее.

Вотан
Ясно ли вам?
Бегите же в страхе!
Прочь от сестры,
забудьте ее!
Та, кто посмеет
с нею остаться,
кто дерзновенно
ей помощь подаст, —
разделит жребий ее!
Так знайте же это все! —
Мчитесь скорей,
прочь улетайте!
Дальше, дальше отсюда!
Здесь теперь горе живет!

Валькирии с диким криком рассеиваются и в поспешном бегстве устремляются в лес.

Черные тучи плотной массой тянутся у края обрыва: слышен дикий шум в лесу.

Яркая молния прорезает тучи; в ее свете видны Валькирии: сбившись в тесную кучу, они бешено, во весь опор мчатся прочь от горы.

Вскоре буря стихает; грозовые тучи мало-помалу расходятся. Во время последующей сцены, — при успокоившемся, наконец, небе, — наступают вечерние сумерки, за которыми, в заключение, следует ночь.

Вотан и Брунгильда, все еще распростертая у его ног, остались одни. — Долгое, торжественное молчание, при неизменном положении обоих.

Брунгильда начинает медленно подымать голову.

Брунгильда
(сначала робко и тихо, затем более уверенно)
Так ли позорно
дело мое,
что так позорно
ты дочь свою казнишь?
Так ли низка
Брунгильды вина,
что так унизить
ее ты решил?
Так ли бесчестна
дерзость моя,
что ты обрек
на бесчестье меня?

(Она понемногу поднимается, но некоторое время еще продолжает стоять на коленях.)
Отец, молви!
В очи взгляни мне,
гнев свой смягчи
строгость забудь
и ясно мне сам
открой мой грех,
что тебе упорно велит
оттолкнуть дорогое дитя!

Вотан
(не меняя положения, строго и мрачно)
Дело твое
само являет твой грех!

Брунгильда
Воле твоей
была я верна...

Вотан
Велел ли я
стать за Вельзунга в битве?

Брунгильда
Так мне приказал
властитель бойцов!

Вотан
Но ведь решенье это
взял я назад!

Брунгильда
Решенье твое
отторгнула Фрика:
чужою волей плененный,
ты себе стал врагом.

Вотан
(тихо и горько)
Видя, что ты все постигла,
велел я смириться тебе;
но ты отца
слабым сочла!
И должен забыть он измену?
Иль пред ним так ничтожна дочь?

Брунгильда
Я мало знаю, —
одно лишь я знала:
что ты Вельзунга любишь.
В разладе с собою
ты решил
расстаться с этой любовью.
Другое видел
ты пред собой,
надрывая сам
сердце свое:
что Зигмунд должен погибнуть!

Вотан
Ты знала о том —
и стала все ж за него?

Брунгильда
(тихо начиная)
Ибо взор мой видел
любовь лишь твою,
но от этой любви
ты вынужден был
в страшной тоске отвернуться!
Мне, привыкшей в битвах
твой тыл охранять, —
мне виден был тот,
кто стоял за тобой:
Зигмунд смущал мой взор! —
Вот я предстала ему...
Смерть возвещая,
речь с ним вела...
Я проникла в святость
доблестных мук.
стоны героя
мне громко звучали:
страсти свободной
страшная боль,
скорбного духа
мощный порыв!
Услыхал мой слух,
увидал мой взор
то, что тайно тлело
огнем священным
в сердце моем...
Я дивилась —
в страхе, в стыде...
Лишь о страдальце
думать могла я:
с ним разделить
победу иль гибель, —
вот что осталось
Брунгильде избрать! —
Ты мне любовь такую
в грудь вдохнул,
твоею волей
Вельзунг стал мне люб;
и, помня ее,
жребий выбрала я!

Вотан
Ты свершила то,
что свершить и сам я мечтал,
но что рок двойной
не дал мне совершить!
Ты просто и легко
там вкусила блаженство,
где грудь мою
пожирал огонь,
где я принужден был
злой судьбой —
из любви к вселенной
родник любви
заглушить в измученном сердце?
И там, где в тоске
я с собою боролся,
в бессильном гневе
рвался и падал,
где безнадежной
жажды порыв
внушил мне ужасную мысль —
уничтожить мной созданный мир
и мои страданья с ним вместе: —
там радость сердца
ты познала,
там умиленья
сладкий восторг,
смеясь, ты в чаше
любви пила, —
чтоб я, страждущий бог,
горькую желчь лишь вкушал?

(сухо и коротко)
Так живи и впредь
легкой судьбою:
союз наш разбила ты.
Расстаться должны мы;
мне больше нельзя
с тобой шептаться тайно;
вдали мы будем
жить друг от друга:
тебя больше нигде
никогда отец твой не встретит!

Брунгильда
(просто)
Тебе бесполезна
дочь была,
понять не сумела
воли твоей;
а самой мне разум
одно лишь внушал:
любить то, что ты любил. —
Если, прощаясь
со мной навеки,
ты ломаешь созданье свое
души своей же.
долю бросаешь, —
то все же ты не забудешь,
что я — твое дитя!
Ты часть себя
не станешь бесчестить,
ты не захочешь
мой стыд принять:
ты сам будешь унижен,
видя Брунгильды позор!

Вотан
Ты шла блаженно любви вослед:
пусть же твой муж поведет тебя!

Брунгильда
Если должна Брунгильда,
тебя и Валгаллу покинув,
властителю-мужу
покорно служить, —
во власть раба
меня не бросай!
Героем гордым
пусть будет он!

Вотан
Мой жребий отвергла ты, —
и я не властен в твоем.

Брунгильда
(тихо, с интимной таинственностью)
Геройский ты род породил, —
он вырастить труса не может:
великая ветвь, — я знаю, —
украсит Вельзунгов ствол...

Вотан
Кончился Вельзунгов род!
Тебя отвергнув,
бросил я их
в добычу зависти злой!

Брунгильда
То, что ты бросил, —
мной спасено:

(тайно)
Зиглинда плод
священный хранит;
в слезах, в страданьях
неслыханно тяжких
сына-героя она родит...

Вотан
Не жди от меня
помощи им:
чужды будут
оба мне!

Брунгильда
(все также тайно)
Поможет им меч.
что вручил ты сыну...

Вотан
(быстро)
И что сам я в куски разбил!

(молчание)
Зачем, дитя,
ты дух мой смущаешь!
Свой жребий прими, —
как выпадет он:
избрать его мне нельзя! —
Но в путь мне пора,
вдаль от тебя;
промедлил долго я здесь...
От отступницы прочь отвернусь, —
надежд ее
не должен я знать:
наказав ее,
я расстанусь с ней!

Брунгильда
Что претерпеть
должна Брунгильда?..

Вотан
Я крепким сном
сомкну твой взор:
кто здесь разбудит тебя, —
того ты станешь женой!

Брунгильда
(бросаясь на колени)
Но свяжут меня
сна оковы, —
и я достанусь
в добычу трусу!
Одно исполнить ты должен, —
святого страха мольбу!
Ты спящую скроешь
оградою грозной, —
чтоб лишь бесстрашный,
гордый герой
здесь на скале
меня нашел!

Вотан
Смела чрезмерно
твоя мечта!

Брунгильда
(обнимая его колени)
Одно лишь это исполни!
Отец, уничтожь
дитя свое,
убей нещадно
любимую дочь
и развей мой прах
могучим копьем, —
но не дай, жестокий,
мне низкий, тяжкий
позор принять!

(в диком воодушевлении)
Вели, отец,
чтоб знойное пламя,
утес окружая,
вспыхнуло здесь!
Пусть лижет огонь,
и жжет, и грызет
всех робких, посмевших дерзко
приблизиться к страшной скале!

Вотан, побежденный и глубоко взволнованный, быстро оборачивается к Брунгильде, поднимает ее и растроганным взором глядит ей в глаза.

Вотан
Прощай, мой светоч,
гордость моя!
Доблести цвет,
святое дитя!
Прощай! Прощай! Прощай!
Мы расстаемся,
и лаской нежной
тебя я не встречу;
ты не помчишься в бой
рядом со мною,
не дашь мне меда чаши...
Если я должен
сердца отраду —
твой радостный образ утратить, —
пусть брачный огонь
для тебя загорится,
какой для других не горел!
Море огня,
скалу окружив,
преградою грозной
робкому встанет:
на утес Брунгильды
трус не взойдет!
Невесту взять
сможет лишь тот,
кто свободней, чем бог, твой отец!

Брунгильда, растроганная и восхищенная, припадает к груди Вотана: он долго держит ее в своих объятиях. — Она снова откидывает назад голову и, продолжая обнимать отца, с торжественным умилением глядит ему в лицо.

Вотан
О, звезды светлых очей,
что я так часто ласкал, —
когда твой взор
пылал отвагой
и детским лепетом
уст твоих
хвала героям лилась!..
Лучезарный блеск этих глаз
мне часто в буре сверкал, —
когда надежды
томили мне сердце
и мир блаженно
обнять я жаждал
в тоске злой и безмерной...
В последний раз
свет ваш я пью,
прощальной лаской
целую вас!..
Сияйте счастливцу,
звезды очей, —
а мне, вечному богу,
вы навеки померкли!..

(Он берет ее голову в обе руки.)
Бессмертный, прощаясь с тобой,
бессмертье снимает с тебя!

Вотан долгим поцелуем целует Брунгильду в оба глаза. Она в тихом изнеможении, закрыв глаза, опускается к нему на руки. Он нежно ведет ее и укладывает на низком моховом холме, над которым могучая ель раскинула свои широкие ветви.

Вотан глядит на Брунгильду и затем замыкает ее шлем. Взгляд его снова останавливается на фигуре спящей дочери, которую он теперь совершенно закрывает большим стальным щитом Валькирии.

Медленно отходя, Вотан еще раз горестно оглядывается. Наконец он торжественно и решительно идет на средину сцены и направляет острие своего копья на большой скалистый камень.

Вотан
Логе, внимай!
Слушай мой зов!
Ты однажды предстал
огнем предо мной.
и меня ты покинул
пылающим вихрем:
так и теперь
снова явись!
Сюда, беглое пламя!
Разлей мне здесь волны свои!

(С последующими словами он трижды ударяет копьем о камень.)
Логе! Логе! Ко мне!

Из камня вырывается огненный луч, постепенно разгорающийся в светлое пламя: вспыхивают ярко колеблющиеся волны огня.

Буйные языки пламени окружают Вотана. Повелительным взмахом копья он указывает огненному морю крайнюю окружность горы, где оно должно разлиться: огонь тотчас же направляется в глубину сцены, где и начинает беспрерывно пылать на краю откоса.

Вотан
Кто знает страх
пред этим копьем, —
тот не пройдет
огня никогда!

Вотан простирает копье жестом заклинания. — Взором, полным муки, он оглядывается на Брунгильду, затем медленно начинает удаляться. — Он в последний раз поворачивает голову и смотрит назад. — Проходя сквозь огонь, он исчезает. — Занавес падает.

Конец первого дня.

Р. Вагнер. Валькирия. Синопсис (из очерка П. И. Чайковского).

П. И. Чайковский. "Байрейтское музыкальное торжество".

Вторая драма носит название “Валькирии”. Вотан спускается к мудрой богине Эрде. Он прельщает ее чарами любви, и Эрда приносит ему девять дочерей, долженствующих содействовать царю богов в его стараниях отвратить гибель от божественного сонмища. Эти полубогини называются валькириями, и обязанность их заключается в том, что они избирают на поле сражения падших героев и потом, положив их на своих могучих коней, стремятся в Валгаллу (местопребывание богов). Герои эти возвращаются к новой жизни и составляют избранное воинство для защиты Вотана и подчиненных ему богов. Эрда предостерегает Вотана от козней Альбериха: если этот последний снова овладеет кольцом нибелунгов. то и дружина героев, добытых валькириями, не поможет, так как, благодаря кольцу, они будут в распоряжении царя карлов. Но как Вотану воспрепятствовать, чтобы заветное кольцо снова досталось Альбериху? Оно принадлежит теперь Фафнеру по договору, которого нарушить Вотан, верховный блюститель действительности договоров, не может. Фафнер же, превратившись в дракона, лежит в ленивой дремоте, оберегая свое сокровище, но не пользуясь им. Нужен такой герой, который бы без всякого вмешательства богов, по собственному побуждению убил дракона и завладел кольцом его. Вотан под именем Вельзе снисходит в среду людей и вступает в супружескую связь со смертной женщиной, плодом этой связи являются близнецы Зигмунд и Зиглинда. С сыном Зигмундом царь богов отправляется искать приключений; они повсюду встречают врагов и преследователей. Во время их отсутствия мать Зигмунда убивают, сестру его похищают, дом предают огню и разорению. Вельзе как изгнанник скрывается с сыном в лесах; они долгое время живут там, преобразившись в хищных волков и упорно обороняясь от преследователей. Дочь Вельзе должна была сделаться супругою человека, которого она не любит. В день своего бракосочетания грустная Зиглинда сидит рядом с нелюбимым мужем. Является странник. У него только один глаз, но свет, из него исходящий, так силен, что внушает всякому человеку страх. Странник этот вонзает меч в ствол ясеня, вокруг которого построено жилище супруга Зиглинды. “Меч этот, говорит странник, будет принадлежать тому, кто сумеет вынуть его из ствола ясеня”. Этого никто не может. В это время Зиглинда узнала в страннике своего отца. Теперь она спокойна; она знает, что будет принадлежать тому, у кого хватит силы выдернуть меч из крепкого дерева. Между тем Зигмунд потерял след отца своего; из леса он уходит к людям, но нигде изгнанник не встречает приюта и гостеприимства. Он похищает девушку, которая должна сделаться женою нелюбимого человека, убивает ее братьев, но, будучи стеснен и обезоружен ее родственниками, должен бежать. Драматическое действие второй части тетралогии начинается с этого момента. Как дикий зверь, преследуемый охотниками, измученный и изнемогающий, Зигмунд, поздним вечером, находит, наконец, убежище в доме Гундинга, супруга Зиглинды. Гундинг в качестве родственника обольщенной Зигмундом девицы тоже отправился на поиски за врагом своего рода. Зиглинда, поддающаяся непонятному влечению к пришельцу, подкрепляет силы его пищей, питьем и утешением. Зигмунд узнает, что она не любит своего мужа, его участие к ней разрастается в любовное томление. Гундинг возвращается; он узнает того, на которого должны пасть удары его кровавой мести, и откладывает борьбу до следующего утра; Зиглинда по его приказанию отправляется в опочивальню, и супруг следует за нею. Зигмунд предается мрачной задумчивости. Каким образом будет он, безоружный, сражаться с врагом своим? Однажды отец сказал ему, что во время сильнейшей невзгоды он найдет меч; где же этот меч? Зиглинда усыпила мужа посредством особого напитка; она приходит к Зигмунду и открывает пришельцу тайну о мече; она видит в нез

На другой день должен состояться поединок между Зигмундом и Гундингом, вдвойне теперь оскорбленным. Вотан повелевает валькирий Брунгильде обеспечить победу за своим сыном. Брунгильда – любимейшая из девяти дочерей царя богов, прижитых им от богини Эрды; к ней перешла мудрость ее матери; Вотан часто пользуется ее советами и поверяет ей все свои мысли о судьбах богов и человечества. Теперь она, исполняя приказ отца, должна предоставить победу Зигмунду. Но Фрика, супруга Вотана, в качестве покровительницы брака, хочет, напротив, чтобы пал в борьбе Зигмунд. Вина его велика – он соблазнил супругу другого и притом родную сестру свою. Сама Фрика не мало выстрадала от неверности супруга своего и потому упорно преследует всякое нарушение супружеской верности. Она с такой силой убеждает Вотана, что тот колеблется... сомневается... и. наконец, отдает Брунгильде новое приказание: –Зигмунд должен пасть! Валькирия Брунгильда, читающая в сердце отца своего, хотела бы из любви к нему повиноваться его первому приказанию - но Вотан, в случае неисполнения его воли. грозит ей лютым наказанием.

Между тем, влюбленная Зиглинда. в объятиях прекрасного пришельца, томится страхом возвращения ненавистного супруга. Уже слышится приближение Гундинга. Зиглинда лишается чувств. Здесь появляется Брунгильда; она предрекает Зигмунду смерть и перенесение в Валгаллу. Он спрашивает, увидится ли в Валгалле с Зиглиндой? Нет, отвечает валькирия. Зигмунд с презрением отвергает Валгаллу. Никому не хочет он уступить возлюбленную и скорее готов убить ее. Он вынимает заветный меч свой и хочет лишить себя жизни вместе с Зиглиндой. Тронутая до глубины сердца Брунгильда решается последовать первому повелению Вотана и обещает ему победу в борьбе с Гундингом. Этот последний является и хочет вступить в поединок с Зигмундом. Воодушевленный голосом валькирии, Зигмунд бросается на врага, намереваясь нанести ему смертельный удар, но в это мгновение, среди освещенного ярким пламенем облака, является Вотан и копьем своим ударяет меч Зигмунда. Меч разрывается на части и безоруженный сын царя богов гибнет под ударами своего соперника. Зиглинда падает без чувств на тело своего возлюбленного; Брунгильда кладет ее на своего коня и спешит скрыться от разгневанного отца своего. Между тем, Вотан тоскливо смотрит на труп своего сына. Гундинга он умерщвляет одним взглядом. Внезапно вспоминает Вотан о неповиновении своей дочери Брунгильды и спешит за нею. Брунгильда, страшась последствий отцовского гнева, успела доскакать до Валькириевой горы, где она умоляет сестер своих, валькирий, защитить Зиглинду. Сначала Зиглинда хочет умереть, но, узнавши, что в ней уже возрастает плод от любви к Зигмунду, умоляет валькирий о спасении. Уже царь богов приближается среди разъяренной бури. Брунгильда приказывает Зиглинде бежать в лес к месту, вблизи которого лежит дракон и куда гнев Вотана достигнуть ее не может, отдает ей обломки меча Зигмунда с тем, чтоб она берегла и сохраняла их для своего будущего сына Зигфрида.

Появляется гневный Вотан. Валькирии просят пощады для сестры своей. Он непоколебим. Приговор его следующий: Брунгильда, отринутая навеки от семейства богов, к которому принадлежала, достанется в супруги тому, кто ее найдет и разбудит. Брунгильда просит отца, чтоб он окружил гору пламенем, дабы она не могла сделаться легкою добычею. Она предвидит, что через все препятствия и море пламени к ней доберется только один будущий герой Зигфрид, супругою которого она хотела бы сделаться. Вотан исполняет ее волю. Он погружает Брунгильду в крепкий сон, зажигает кругом горы огонь и, накрыв валькирию щитом ее, удаляется. Так кончается вторая драма.

Р. Вагнер. Валькирия. Синопсис.

Р. Вагнер "Валькирия"

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ

Валькирия. Смерть Зигмунда Действующие лица:

Зигмунд - тенор
Хундинг - бас
Зиглинда, жена Хундинга - сопрано
Вотан, верховный бог - бас
Фрика, жена Вотана - меццо-сопрано
Брунгильда, валькирия, его дочь - сопрано

Валькирии:

Герхильда - сопрано
Ортлинда - сопрано
Вальтраута - меццо-сопрано
Швертлейта - меццо-сопрано
Гельмвига - сопрано
Зигруна - меццо-сопрано
Гримгерда - меццо-сопрано
Росвейса - меццо-сопрано

Действие происходит в хижине Хундинга и в горах в сказочные времена.

ПЕРВЫЙ АКТ

Гроза. Спасаясь от преследования врагов, к лесной хижине выбегает обессиленный безоружный воин. Его находит хозяйка дома, Зиглинда. Она очень старается помочь гостю прийти в себя. И в её присутствии с ним это действительно быстро происходит.

В это время домой возвращается хозяин дома, Хундинг, злой и грубый. Сходство между женой и гостем сразу бросается ему в глаза. Но на расспросы хозяина пришелец отвечает неохотно, не говоря даже прямо своего имени - он называет себя Вевальтом, Скорбным. Он жил с отцом, матерью и сестрой в лесу, и враги травили их, как диких волков. Однажды, вернувшись домой, они с отцом не нашли своего дома — враги сожгли его, убили мать и силой увели сестру. Скоро во время боя с врагами исчез и сам отец. Юноша остался один. Он хотел жить с людьми, но из этого ничего не вышло. Вот он попытался защитить девушку, которую братья насильно выдавали замуж - убил братьев, однако девушка лишь оплакивала их гибель и проклинала своего защитника. В результате она погибла от рук разгневанных родичей, а он, раненый и безоружный, вынужден был спасаться бегством. Хундинг вскакивает в ярости: так вот он, враг их рода! Он вызывает гостя на поединок — завтра утром он убьет его. Уверенный в победе, потому что гостю нечем сражаться, Хундинг уходит, приказывая следующей за ним жене приготовить ему на ночь питье.

Оставшись один, незнакомец вспоминает, как отец обещал ему когда-то чудесный меч, который поможет ему в час тяжёлой нужды - ария "Ein Schwert verhiess mir der Vater" - начинающаяся с великолепной героики и заканчивающаяся столь же великолепной лирикой, когда герой вспоминает о Зиглинде и чувствует, как любовь разгорается в его сердце.

Появляется Зиглинда. Она подлила мужу в питьё сонный отвар и, кажется, знает, как обеспечить победу безоружному гостю. В день ее свадьбы с нелюбимым Хундингом на пиру появился старец. Он вонзил в ствол ясеня меч, предназначенный могучему герою - и никто не смог взять его оттуда, а гость, как она верит, сможет. Гость, в свою очередь, тоже рвётся в бой за свою прекрасную и несчастную спасительницу. Очарованные дышащим весной ночным лесом, они не могут наговориться и насмотреться друг на друга.

Но вот Зиглинда внимательно вглядывается в лицо незнакомца и, движимая смутным детским воспоминанием, вновь спрашивает, как же его называть. Вместе они перебирают то, что он говорил раньше. Но ни одно из этих имён ему уже не подходит - с Зиглиндой и указанным ею путём к свободе и любви для них обоих, герой уже не Скорбный. Тогда он просит, чтобы имя ему, сыну отважного Вельзе, дала она. Зиглинда даёт ему имя - Зигмунд (по-немецки Sieg - победа). И это происходит: Зигмунд вырывает из ствола ясеня меч, чудесный Нотунг - путь вперёд открыт. Понимая уже точно, кто перед нею, Зиглинда в восторге бросается в его объятия: в возлюбленном она обрела и своего потерянного в детстве брата. Возлюбленная и сестра! - это приводит в полный экстаз и Зигмунда. Вместе с Зиглиндой он бежит из дома Хундинга.

ВТОРОЙ АКТ

На сцене появляется Брунгильда, задавая лейтмотив, который в третьем акте превратится в знаменитый "Полёт Валькирий". Верховный бог Вотан приветствует любимую дочь и сообщает ей о предстоящем важном деле — в поединке Зигмунда и Хундинга она будет сражаться на стороне Зигмунда. Брунгильда рада и отчаянно желает этого.

Однако является обозлённая Фрика — жена Вотана, хранительница семейных уз. Она на стороне Хундинга и не может допустить победы Зигмунда. Вотан замечает, что без любви брак не свят. Ответный аргумент Фрики - невозможность любовного союза между братом и сестрой. Также она напоминает Вотану, что дурной пример людям подавал он сам. Ведь когда-то он под именем Вельзе незаконно вступил в связь с земной женщиной, родившую ему двух близнецов — Зигмунда и Зиглинду. И теперь Вотан не имеет права защищать своих Вельзунгов, иначе люди перестанут чтить богов, порядок и святость брака — победа должна достаться Хундингу. Вотан просит жену хотя бы раз выслушать и постараться понять его далеко идущий план спасения от Проклятия Кольца, где Зигмунду с Зиглиндой отведена главная действующая роль. Однако Фрику не интересуют далёкие и высокие планы, она считает всё это просто уловками Вотана. Она указывает и конкретное слабое место этого плана: в уготованном ему деле Зигмунд действовал бы не собственной волей, а лишь волей самого Вотана. Фрика продолжает жёстко настаивать на наказании Вельзунгов, ссылки на самостоятельность валькирий также не принимаются. Аргументы у Вотана заканчиваются - он Хранитель Договоров и вынужден подчиниться их власти. Фрика удаляется, предварительно взяв с Вотана обещание, что Брунгильдав предстоящем бою будет стоять за её, Фрики, божественную честь против Зигмунда.

Вернувшаяся Брунгильда видит, что отец расстроен, как никогда прежде. В тоске он начинает рассказывать ей, любимой дочери, о когда-то совершённом им обмане: он нарушил договор с великанами, ограбил нибелунга Альбериха и завладел его кольцом, дающим власть над миром. Правда, предостережённый мрачным пророчеством богини Эрды, он отдал кольцо великанам, но с тех пор тревога о судьбе мира не покидает его. Чтобы овладеть высшей мудрость и узнать будущее, Вотан спускался в подземное царство Эрды. Предсказание будущего оказалось неутешительным, однако от его счастливого союза с Эрдой и родилась прекрасная Брунгильда. Желая исправить судьбу мира, Вотан хотел найти для этого героя среди людей, свободных от проклятья золота и власти богов. Таким героем должен был стать Зигмунд, но всё пропало. В свою очередь Вотан требует от Брунгильды, чтобы теперь она решила исход битвы с Хундингом не в пользу Зигмунда. Но ведь отец любит Вельзунга и её учил тому же! Как же она может отдать победу Хундингу!.. Вотана злит её "непонимание", его решение окончательно, приказ суров.

Тем временем Зигмунд и Зиглинда делают привал после нескольких часов бегства. Они вместе, они любовники, они могли бы быть счастливы сейчас, но Зиглинда в ужасе. С Зигмундом она в полной мере ощутила, как кошмарна была её жизнь с Хундингом и безлюбое подчинение ему. Она едва не сходит с ума и просит Зигмунда оставить её; после нескольких вспышек наконец засыпает.

Зигмунду является восхитительная вестница смерти — валькирия Брунгильда. Она объявляет ему волю богов: Зигмунд падет в бою с Хундингом и отправится в Вальгаллу. Зигмунд расспрашивает, что его там ожидает. Ответы Брунгильды - о других героях, о встрече с Вельзе, о других прекрасных валькириях - нравятся ему до того момента, как выясняется, что Зиглинды там не будет. Это невозможно, он не может оставить её здесь одну! Брунгильда обещает позаботиться о возлюбленной-сестре. Но Зигмунд не может доверить это никому. Он отказывается от вальгальского рая, проклинает несправедливость богов и вероломство Вельзе, чей меч, оказывается, ничего не стоит. Что ж, он готов умереть - только сперва он должен убить свою спящую любимую. Брунгильда, тронутая неведомой ей силой человеческой любви, гордостью и бесстрашием героя, решает нарушить волю отца и не отдавать победу Хундингу. Герой победит, она обещает ему это.

Зиглинда просыпается. Слышен рог Хундинга. Начинается поединок. Зигмунд почти побеждает, но тут из-за туч появляется разгневанный Вотан и своим копьём перерубает меч Зигмунда пополам. Хундинг поражает безоружного героя. Зиглинда бросается к нему, но Брунгильда поспешно утаскивает её, надеясь спасти. Молча простившись с умирающим сыном, Вотан с горечью и ненавистью отправляет самодовольного Хундинга благодарить Фрику - и в результате уничтожает тупого спесивца своим презрительным движением руки. Но Хундинг безразличен ему - Верховный бог мрачно устремляется за Брунгильдой, нарушившей его волю.

ТРЕТИЙ АКТ

Высоко в горах звучит победный клич юных валькирий. Девы-воительницы слетаются на своих конях, неся в Валгаллу души павших в битвах героев, которые пополняют небесное воинство Вотана. Восемь сестер собрались на скале, нет лишь Брунгильды. Но вот появляется и она с неожиданной ношей - спасенной ею Зиглиндой. Брунгильда просит помочь ей, чтобы вместе с Зиглиндой бежать от расправы отца. Однако валькирии страшатся Вотана, а Зиглинда умоляет дать ей умереть — после гибели Зигмунда ей незачем жить. Тогда Брунгильда предрекает, что у нее будет от Зигмунда сын, в котором возродится доблесть отца. И Зиглинда, ещё более страстно, чем молила о смерти, теперь умоляет помочь ей, будущей матери. Сёстры-валькирии в ответ осмеливаются только посоветовать ей, куда бежать. Брунгильда решает: пусть Зиглинда бежит одна и действительно укроется там, в далёком лесу на востоке, где охраняет свой клад нибелунгов страшный дракон и где Вотан не достанет её - а она, Брунгильда, останется и примет на себя гнев отца.

В страшной туче приближается взбешённый Вотан. Кара Верховного бога ослушнице ужасна: Брунгильде нет места среди богов — она станет смертной женщиной и женой первого встречного, который найдет ее здесь, спящей на пустынной скале. Сёстрам во избежание такой же участи велено не сметь защищать её - валькирии в смятении покидают изгнанницу. Брунгильда просит отца о пощаде и справедливости: он же сам не хотел осуждать на смерть гордого Зигмунда и не должен поступать так с ней, унижая свой божественный род в глазах людей. Вотан объясняет ей, что свою судьбу она выбрала сама и что напрасно она думала, что быть добренькой и благородненькой - в отличие от него, нехорошего - так легко. Но Брунгильда и не просит отменить наказание, она просит лишь не подвергать себя худшему бесчестью: она вынесет отлучение от дома, изгнание, примет человеческую жизнь и судьбу, но пусть её спутником сможет стать только достойный и отважный - лучший из героев, тот кого носит под сердцем Зиглинда.

Слова дочери заставляют Вотана пересмотреть кару. Да, Брунгильда уснёт здесь, и разбудить её ото сна сможет лишь самый бесстрашный - тот, кто не побоится копья Верховного бога. С глубоким чувством, вспоминая и благодаря за всё светлое и лучшее, отец прощается с дочерью и погружает её в волшебный сон. По зову Вотана Логе окружает скалу стеной (и музыкой) магического огня, через которую и должен будет пробиться к ней тот самый доблестный герой.